Мерек был пронзен: длинное копье из темного металла торчит из его груди. Терровин распростерт на спине, по-видимому, не раненый, но в следующую секунду я замечаю выжженные углубления его ретинальных линз. Радольф пал на колени, прикованный мечами к каменным плитам, куда стеклась его кровь. Его побежденная фигура вдруг вызывает во мне острый укол скорби.

Остальные были повержены так же. Я узнаю каждого из них: Леофрика и Беринона, Аргония и Лонгидия. Мне стоит больших усилий усмирить свои чувства, чтобы не взреветь в порыве смешанных боли и ярости.

Мои братья пали в катакомбах, и ни один из них не будет отнесён в Поля Мертвых, потому что некому сделать это. Единственным утешением моей скорби служит та богатая жатва, что раскидана вокруг моих братьев. Рассеченные и изрубленные фигуры демонов — охотников и учетчиков, гончих и раздробленных крылатых фурий. Что бы это ни было за зло, пропитавшее это место, оно достаточно сильно, чтобы не давать демонам разлагаться. И почти невыносимо: я припадаю на колено, а моя алебарда вдруг становится тяжелейшей обузой. Я надеялся, что хотя бы некоторые уцелели, но теперь я знаю точно, что я — последний из нас. Последний рыцарь Титана в этом мире.

Я встаю — возможно, что меня заставляют подняться мертвые взгляды моих павших братьев, — и приближаюсь к Дагомиру. Как только я касаюсь его лица, чтобы закрыть устремлённые в пустоту глаза, воздух вокруг меня начинает мерцать, наполняясь светом голограммы, спроектированной броней юстикара и запущенной моим присутствием.

— Это знаменует собой конец, — произносит монохромный симулякр Дагомира. Он сильно потрёпан и покрыт кровью, а его броня — многочисленными прорехами и разрезами.

— Это мои прощальные слова каждому Серому Рыцарю, оставшемуся в живых в этом мире. Если вы видите это, значит, я убит, а наше братство потерпело поражение. Мы не могли быть готовы к тому, что встретили здесь. Мы лишь зерно, зажатое меж двух жерновов, меж чудовищами из двух миров.

Изображение начинает мелькать, и на долю секунды я беспокоюсь, что оно угаснет до того, как Дагомир сможет передать своё послание полностью, но дух машины воскресает, и призрачная копия юстикара продолжает говорить.

— Последняя надежда всё еще существует. Спасение миллиардов душ. Братья мои… — Как только он умолкает, локационный сигнал появляется на моём ретинальном дисплее, а передатчик перенастраивается на новые данные, посланные в него гололитом.

— Теперь только вы можете обрести спасение. Слава Императору, и да прозвонит Колокол Потерянных Душ по всем воинам Импе…

Изображение дрожит и, наконец, гаснет.

Спасение, о котором говорил Дагомир, лежит в нескольких лигах от разрушенной крепости. Моя судьба, одинокого и израненного, кажется уже решённой, когда вдруг я замечаю отблеск крохотного луча света, пробивающегося из разлома в камне надо мной, хоть я и не могу определить его источника, и падающего на изваяние, слегка светящееся в почти кромешной темноте.

Когда я приближаюсь, я узнаю брата Седрика, нашего библиария. Засохшая кровь покрывает его верхнюю губу, его нос и уши. Мне не нужно быть псайкером, чтобы понять — его разум был уничтожен. Мне горестно видеть его убитым, и, подняв взгляд, я замечаю, что тело его погружено в бронированный каркас — должно быть, это божественное провидение, дарованное мне, чтобы завершить миссию Дагомира.

Рыцарь-дредноут «Немезида» возвышается передо мной: огромная скелетообразная машина, в которой тело Седрика заключено в неразрушимый адамантиевый остов. Это реликвия, бронированная и вооруженная самым смертельным оружием нашего ордена. В руках достойного паладина оно способно уничтожать высших демонов. Я должен использовать его, чтобы пересечь пустоши и достичь спасения.

Шепча благословения, я освобождаю Седрика из его клети, подхватывая падающее тело и аккуратно опуская его на землю.