Хотя великий визирь Махмуд-паша и не умер скоропостижно от яда, поднесенного ему греком Лаццаро в письме, однако заболел таким сильным воспалением, что в течение нескольких недель жизнь его была в опасности. Даже когда непосредственная угроза его жизни была устранена, состояние его здоровья было еще настолько тяжелым, что доктора предписали ему немедленный отъезд из Константинополя. Махмуд-паша должен был в сопровождении семьи отправиться куда-нибудь подальше, в расположенное высоко над морем место, и там попытаться восстановить свое расстроенное здоровье. О занятии прежней, крайне ответственной должности пока нечего было и думать.

Когда Гассан через одного из слуг объявил ожидавшей его внизу в карете Сирре, что она свободна и может идти куда угодно, она тотчас же вылезла из кареты, а слуга вручил кучеру деньги за эту поездку. Итак, Сирра счастливо избежала всех опасностей, вырвалась из рук низвергнутого ею Мансура – но куда было ей теперь идти? Прежде всего ей хотелось отыскать Рецию. С этой целью она отправилась в дом убитой и уже похороненной Ганифы, но нашла дом пустым. Наступила ночь. Побродив безуспешно по улицам Скутари, она велела перевезти себя в Галату. Казалось, что-то тянуло ее к жалкому, старому, грязному домишке ее бесчеловечной матери Кадиджи, от которой она никогда не видела ничего, кроме оскорблений и мучений.

Чудно создано человеческое сердце! Вечно стремится оно вернуться под родительский кров, будь это даже бедная, жалкая хижина, и хотя бы ты там ничего не видел, кроме горя и лишений. Что за таинственная сила влечет нас под родительский кров? Есть ли хоть один человек на свете, который бы не стремился к нему, а в старости с отрадой не вспоминал о нем?

Итак, Сирра прокралась к жалкому, грязному, деревянному домишке, где жила ее мать – Кадиджа. Дверь была заперта. Над подъездом, как почти во всяком доме, находился маленький балкон. Со свойственным ей проворством Сирра взобралась на него и через отверстие в стене пролезла на чердак, где старая Кадиджа хранила разный ненужный хлам и куда она никогда не ходила. Тут Сирра расположилась на ночлег и здесь намерена была жить, подобно летучей мыши или сове, которые ищут себе убежища в заброшенных, необитаемых местах, где они защищены от людского преследования.

Салон леди Страдфорд

В аристократическом квартале Лондона, известном под именем Вест-энд, под вечер тоже господствовало сильное оживление, но пешеходов здесь было немного, разве только лакеи да повара. Зато все улицы были переполнены экипажами, отвозившими гостей знатных лордов или их самих в роскошные отели.

По Риджент-стрит, одной из лучших улиц Лондона, шел в этот туманный вечер молодой иностранный офицер. Он был в турецкой форме: серой военной шинели и фуражке. По-видимому, он искал номер дома. Навстречу ему попался лакей в желтой ливрее.

– Одно слово, – обратился к нему иностранец на чистом английском языке, – как близко отсюда отель леди Страдфорд?

Лакей пристальным взглядом окинул молодого иностранного офицера.

– Недалеко, милорд, – отвечал он вслед за тем. – На этой стороне, сразу же за Кондуит-стрит.

Молодой турецкий офицер поблагодарил его и пошел дальше. Завернув за угол названной улицы, выходящей на Риджент-стрит, он увидел впереди себя одетую в черное даму, которая переходила через грязное, сырое и скользкое шоссе. В ту же минуту несколько кабриолетов промчались по улице, направляясь к Риджент-стрит. Даме грозила опасность быть раздавленной.

Молодой офицер увидел, что лошади одной кареты чуть было уже не сбили ее с ног, и счел долгом спасти даму. Схватить ее и поставить на тротуар было для него делом одной секунды.

– Прошу извинения, миледи, – сказал он, когда дама была уже в безопасности.