Тогда, в детстве, она всегда рассказывала примерно одно и то же.

Как стоит перед воротами – такими же, как наши, только снаружи.

Как берется за прутья и вглядывается во тьму.

Как гул, точно рядом работает турбина, нарастает, а потом появляются они.

Огоньки.

Дурацкое слово, совсем не страшное, но Элм произносила его особенным тоном. Голубые холодные огоньки, похожие на включенные фары. И дикая боль – от света и звука. Отключка. Падение. И Элмайра уже на нашей стороне. Частица тьмы. А тьма предельна.

Ее определили в приют, где мы и встретились. У Элм тоже есть личное уродство, обозначенное в документах как «сверхспособности». Элмайра – ведьма. Этого слова на бумаге, конечно, нет.

Элм может довольно многое: превращать одни предметы в другие, перемещать их, стрелять чем-то, похожим на сгустки шипучей взрывной энергии, замораживать воду. Правда, ее «магия» похожа на заряд аккумулятора моего сотового: она заканчивается в неудачный момент. Поэтому в строке «сверхспособности» прописаны два простых, обтекаемых, ничего не выражающих слова.

«Спонтанные аномалии».

Еще в детстве Элм рассказала мне – шепотом, по секрету, – что ей подчиняются духи. В Городе они не водятся, но я легко поверила. Элм выглядела жутко – бледная, темноволосая, с травянисто-зелеными глазами, светящимися изнутри. Шрам на нижней губе, шрам на шее – закрытый обычно широкой черной лентой. Тихая, обаятельная, примерная и опасная. Да, она была жуткой. Хотя бы потому, что со всех концов дома к ней сползалась живность: крысы и мыши, пауки, змеи, гусеницы… Она звала этих тварей, если кто-то из девчонок комнаты вел себя скверно. Да… малышка Элм любила всякую нечисть. Любит и теперь.

Например, Хана. Вот он, сидит по левую сторону: мощная спина расслаблена, немигающий взгляд темных, лишенных зрачков глаз, устремлен в потолок, в руке сигарета. Дым клубится, окутывая кресло. Хан похож на спящего хищного зверя. Или на хищного зверя, поджидающего добычу.

– Поздоровайся с Эш, котик.

Веки приподнимаются. Черные глаза «котика» скользят по мне.

– Здорово!

И снова он запрокидывает голову, и, не обращая внимания на меня, они продолжают разговор.

Имя Хана сложное для человеческого языка, поэтому он его сократил. Еще есть кличка: Беспощадный. Она появилась еще в прошлом, когда Хан был бандитом из далекого космоса. Космическим пиратом. Не знаю, сколько ему лет по системе, которой мы пользуемся, – напротив данных о его «з.г.» в досье стоит жирный прочерк. Скорее всего, перевалило за тысячу, хотя от людей Хана отличают только слишком высокий рост, серая кожа и… ах да, огромный член. Это говорит Элм, и этого я, к счастью, не проверяла. Зато знаю, что кровь Хана черная, холодная, едкая. Однажды мы вместе готовили и он порезал палец. Крови, казалось, было совсем мало, но доску и нож пришлось выкидывать.

Хан не знает, из какой он галактики. С детства он кантовался в дурных компаниях на пиратских кораблях. Может, его планету сожгли, как и планету Джона, может, его забрали и вырастили уже в плену. Так или иначе, ему некуда возвращаться, и не замечала, чтобы он особенно напрягался по этому поводу. Не слышала, чтобы он когда-нибудь ностальгировал. Иногда его взгляд вообще становится бессмысленным или, скорее…. пустым. В этом взгляде – как и у всех, кто хотя бы раз заглядывал в Коридор, – отражается предельная тьма.

Хан в Городе четыре года. Он потерпел крушение вместе с кораблем и попался военным. Они не стали его удерживать, чтобы ставить опыты, им негде было его запереть: тюрьмы не было, оставался расстрел, что с Ханом вряд ли бы прокатило. Поэтому Хана предпочли спрятать. Просто скрыть от чужих глаз и использовать здесь, среди нас.