Владимир Маканин. Ночь... Запятая... Ночь
НОЧЬ, шаги волновали ее. Влюбленность только нервировала Зинаиду, никакой подсказки ей взамен не давая. И не обещая даже… Маленькая гостиница спит, мужчина на втором этаже шагает и шагает по коридору, а Зинаида сходит с ума. Вот он опять направо… Вот назад… Живой замедленный маятник. Зинаида едва слышит его. А в бабьей ее голове застряло лишь неуклюжее “броситься ему на шею”. Эти дурацкие навязчивые слова… Первые попавшиеся. Без подробностей. Как только Зинаида поднимется на второй и двинется по коридору ему навстречу, он, конечно, сразу же посторонится… Уступая комендантше (женщине!) дорогу… Интеллигентный! Чувствует остро… Стоя вполоборота, еще и дружески ей улыбнется. И что?… И что сказать дальше?… И где тогда его шея? Глупость какая! Одернуть его не за что… Перед сном человек может прохаживаться сколько хочет. Ходи себе и думай. Тем более что на втором плотный, сжирающий звуки дорогой ковер, и… Шаги стихли… Но по испугу зачастившего в тишине сердца она чувствовала, что мужчина еще там, в коридоре, и что его шаги на месте. Хоть бы уже ушел к себе… И как чутко, как радостно услышала бы Зинаида его дверь, звучно, хрустко запираемую на ночь. И спи, спи, милый… Ну ладно, еще три… пять минут… Но какие пять, если уже через минуту, не в силах терпеть и вслушиваться, Зинаида поднимается по лестнице. Она на втором… И конечно, этот командный ее шаг. И лицо ее, вольно или невольно, уже приняло строгое выражение. Даже злое… Не выдать себя… А он знай ходит. По коридору в плаще… туда-сюда. Приманка. Этот его замечательный светлый плащ!… У Зинаиды голова кружилась. Тем не менее она спрашивает твердо и своему лицу под стать, как спрашивают подозрительного: – Люди спят, а вы ходите. – У вас чудный, у вас потрясающий слух. – Меривший шагами коридор мужчина улыбается. – Работа такая. Она боится, что чем-то нечаянно выдаст себя. Делает еще строже лицо. Ну прямо рожа комендантши. Которую она сама ненавидит. И совсем уже по-надзирательски: – Почему в плаще? Он развел руками. И, отгоняя какую-то свою ночную мысль, попробовал опять приятельски ей улыбнуться. – Собрался на улицу. Походить, проветрить мозги перед сном. Но вдруг услышал… Как вы внизу заперли на замок… Нет, не догадался. Слаббо ему догадаться. Хотя на полсекунды, выдавая Зинаиду, голос ее очень заметно дрогнул. – Да, внизу я уже заперла… А у вас тоже неплохо со слухом. Слова удаются, однако Зинаида чувствует, что долго ей не выдержать. Влюбленность – ужасная глупость и ловушка… Лицом к лицу не выдержать. Глядь, и впрямь ткнется сдуру носом ему в грудь… в самый его белый плащ. До белого плаща, по счастью, метра полтора. До шеи небось еще дальше. Надо же, чтобы мужик так понравился! Какая-никакая, а все-таки власть, Зинаида не выглядела смышленой. Зато характер. Повернувшись и уже уходя от него, она бросает в гулкую пустоту ночного коридора: – Спать. Это нелепо. С какого перепугу он ее послушает. На смех поднимет!… Но ей уже все равно… Поспешно прочь от него – по ступенькам… по ступенькам… и скорее! Она спускается по лестнице, тенью проходит мимо опустевшей ресепшен и сворачивает в свой угол.
Полночи Зинаида в маете. Уснула под самое утро. Где-то в четыре. А ведь кастелянша только вчера рассказывала, как без натуги, как легко и прекрасно засыпать с валерьянкой! А уже в шесть маленькую гостиницу (особнячок в два этажа, специализированная, для медиков) залихорадило. |
