— Хорошо, — сказал Димитрий. — Раз уж я с вами говорю, скажите, Адонис приезжал в Агия-Анну? Помните, я знал его здесь, в Афинах, и сегодня думал о нем.

— Нет, никогда.

— Наверное, большие деньги зарабатывает в своем Чикаго?

— Не знаю, и вообще ни разу не слышал, чтобы кто-то в Америке так преуспел. Забавно, но дня два тому назад я вдруг подумал, что он может вернуться, но тревога была ложной.

— Что вы имеете в виду?

— Из Чикаго был странный звонок, они хотели знать, куда он положил какие-то ключи… Я подумал… Я надеялся, что он, может быть, выехал сюда, но, увы, нет.

— Как правило, в конечном итоге мы все делаем то, что хотим сделать, — вздохнул Димитрий.

— Да ты философ, Димитрий, мой мальчик. Но старики продолжают надеяться, что мир станет лучше, и люди не забывают, что жизнь коротка, и не стоит ссориться.

На последний паром из Агия-Анны очередь постепенно росла.

Фиона и Дэвид стояли посреди толпы провожающих. Здесь была Мария с детьми, Элени, хозяйка дома, где Фиона останавливалась с Шейном, тоже со своими детишками. Вонни и Эльза выглядели усталыми и встревоженными, но снова подругами. Томас тоже был здесь в своих смешных штанах. Он купил для каждого из них по книге об острове и сделал копию фотографии, на которой они были все вчетвером в кафе.

На фотографиях он написал «Полдень в “Полночи”». Андреас и Йоргис тоже пришли с обещаниями приготовить больше жареной баранины, когда они приедут снова.

Вонни заметила, что уезжающие сильно разволновались.

Она говорила авторитетно:

— Теперь вы оставляете нас здесь на средиземноморской скале, не знающих, что случится, когда вы доберетесь до дому, — серьезно произнесла она. — Писать можете мне, а я приду в «Полночь» и прочту письмо остальным.

Они клялись, что обязательно напишут.

— Через сутки после того, как приедете, не забудьте, — решительно наказала Вонни. — Хотим знать, как ваши дела.

— Писать вам, друзья, будет легко, нет надобности лгать, — сказал Дэвид.

— Или притворяться, — согласилась Фиона.

Как раз в этот момент раздался гудок на пароме, и они прошли по трапу в толпе людей с корзинами и с чем-то похожим на узлы с бельем. У некоторых в коробках с дырами для воздуха были куры и утки.

Они махали руками до тех, пока паром не вышел из гавани, повернул вдоль берега и исчез из вида.

— Ужасно одиноко, — пожаловалась Фиона.

— Мне тоже. Мог бы жить здесь вечно, — подхватил Дэвид.

— Правда? Или мы просто обманываем себя, как ты думаешь? — размышляла Фиона.

— Для тебя все по-другому, Фиона, действительно, ты любишь свою работу, у тебя есть друзья, твоя семья не собирается ломать тебя, задушить.

— Вообще-то я не знаю, как они отреагируют. Я старшая в семье и не была хорошим примером для сестер, убежав с законченным психом.

— Но у тебя хотя бы есть сестры, а я единственный ребенок. На мне все семейное бремя. И отец мой умирает. Придется видеться с ним каждый день и говорить, что буду горд работать в его компании.

— Может быть, все не так плохо, как ты думаешь, — выразила надежду Фиона.

— Будет еще хуже, как только я спущу поводья, как говорит отец. Хорошо, что ты будешь со мной, чтобы растопить лед.

— Они подумают, что я твоя девушка, ужасная католичка, пришедшая разрушить ваши традиции?

— Они уже это делают, — буркнул он мрачно.