Складывая в дорожные корзины пузырьки, коробочки с тенями, румянами и пудрой, пакуя пледы и шпильки, сворачивая афишу с автографом, Лиззи, словно кипящая кастрюля, бубнила что-то свое, но по-настоящему раскрыла рот только после вихреподобного появления сияющей от аплодисментов Феверс…

– Нет, нет и нет! – оборвала ее великанша. – Давай раз и навсегда договоримся, что сегодня ты не будешь, как обычно, хромать за мной, как дряхлая, дышащая на ладан сводня, старая ты клюшка…

– Ладно, только береги себя, – мрачно сказала Лиззи. – Аристократы хреновы. Доверять им – черта с два!

Самостоятельно снятый макияж, вечернее платье и приникшая к зеркалу Феверс, ослепительной улыбкой приветствующая свое настоящее лицо.

– Сегодня – здесь, завтра – там. Лизуля, на самом-то деле «там» мы – не завтра, а, черт бы меня побрал, – уже сегодня! Поезд отправляется в полночь. Я не могу это упустить, чтоб мне провалиться, а?

Она многозначительно глянула на остановившиеся часы и хихикнула.

– Тьфу на тебя! – выругалась Лиззи. – Если ты думаешь, что я пошевелю пальцем, чтобы тебе помочь, ты ошибаешься. Это просто жадность, вот что это такое!

– Что страшного в том, что я глотну шампанского с Великим князем, а, Лиз? Он пообещал, что вечером подарит мне ожерелье для полного гарнитура. Но сегодня я хочу быть сама по себе. Не желаю, чтобы ты, старая гнусная сводня, указывала мне, как себя вести! Ты можешь хотя бы закрепить мне прическу?

Лиззи, брюзжа, двинулась к зеркалу, но не смогла удержаться от того, чтобы, занимаясь прической, не запечатлеть поцелуй на милой и беззащитной шее вот этими руками выпестованной дочери.

– Береги себя.

– Будь у тебя сейчас такая возможность, ты бы забросала беднягу гранатами. Предпочитаю коварство.

Жестом иллюзиониста она выхватила из корсета игрушечный позолоченный кортик й сделала несколько фехтовальных выпадов.

– Не забывай, Лиззи, что я иду в бой вооруженной! Назовем это приемом Нельсон. Думаешь, сегодня, в такую ночь, я останусь безоружной?

Лиззи протянула ладонь проверить остроту клинка.

– Если что – секи по яйцам, – удовлетворенно посоветовала она.

В своих красных и черных кружевах Феверс выглядела потрясающе, и к тому же она была довольна тем, что своим окрыленным появлением буквально вырвала победу из рук грандиозного провала, стерла воспоминания о сошедшем с ума человеке и желавшем полакомиться человечиной звере.

В воротах двора, позади мрачного фургона, присланного с живодерни, ее ждала роскошная карета. Когда закутанный в меха лакей протянул руку Феверс и она ступила на ступеньку одного экипажа, Силач швырнул мертвое тигриное тело – в другой.

В суматохе и неразберихе разборки клеток, среди суетливой беготни рабочих и конюхов, ржания лошадей, возобновившегося бряканья слоновьих цепей, чьи-то невыразимого размера руки сунули огромные ноги в кожаные башмаки, и появился Профессор.

В одной руке он нес раздувшийся саквояж, в другой – новенький портфель. За ним строем двигались его коллеги. Все были одеты в добротные пальто, кое-кто напялил на голову овечьи шапки, купленные на рынке. Они тащили сумки, фанерные чемоданы, шляпные картонки, коробки… Одна из обезьян несла сложенную школьную доску. Раздосадованный Полковник следовал за ними по пятам, сопровождаемый Сивиллой, в кои-то веки демонстрирующей чудеса свинячьей проворности.

Полковник нагнал Профессора, схватил его за плечи и встряхнул так, что тот уронил портфель.