Всех и каждого соединяет благоуханная ночь. Даже в убийце, уверена, ночью проснется любовь к растерзанной жертве. (Смеется). Ты что? Отчего так странно смотришь на меня? Похоже, удивлен, насколько безжалостно время даже ко мне.

ХИКАРУ. Я думал, мы больше никогда в жизни не встретимся.

РОКУДЗЕ. Ну и обрадовался, надеясь на это. Так вот почему ты женился на Аой. (Со свирепым видом она поворачивается к спящей АОЙ). На этой слабой, болезненной кукле! (Разочарованным голосом). Я лишилась покоя с тех пор. Я не в силах заставить себя уснуть — ни на минуту. Даже просто сомкнуть глаза.

ХИКАРУ. Ты что, пришла искать сочувствия у меня?

РОКУДЗЕ. Я сама не знаю зачем? С одной стороны, меня терзало желание прикончить тебя. Ну, а с другой? Я надеялась, что пусть даже мертвый, но ты все–таки пожалеешь меня. Вот и мечусь между двумя чувствами, казалось бы, совершенно исключающими друг друга. Странно. Как будто я сразу существую в двух измерениях.

ХИКАРУ. Не понимаю, ты о чем?

РОКУДЗЕ(поднимая к нему лицо). Поцелуй меня.

ХИКАРУ. Пожалуйста, прекрати.

РОКУДЗЕ. Какие у тебя красивые глаза. И нос — совсем–совсем прямой. А брови? Они такие густые

ХИКАРУ. Я же сказал: прекрати.

РОКУДЗЕ. До чего нежны твои губы (поспешно целует его).

ХИКАРУ (отпрянув). Я прошу, ради Бога, прекрати!

РОКУДЗЕ. Когда в первый раз я поцеловала тебя, ты ведь тоже испугался, точно дикий олень. Совсем как сейчас.

ХИКАРУ. Верно, я струхнул, потому что не очень–то был влюблен в тебя. Скорее в этом — что–то от юношеского любопытства. А ты и воспользовалась. Надо полагать, теперь ты знаешь, что ждет женщину, злоупотребившую мужским любопытством.

РОКУДЗЕ. Так что с того, что не был влюблен? Хорошо, пусть ты изучал меня, и именно это сделалось твоей целью. Но как же ты был обворожителен! Надеюсь, и по–прежнему остался таким?

ХИКАРУ. Я давно не мальчишка, у меня есть семья. А разве тебе не стыдно: моя жена почти в двух шагах?

РОКУДЗЕ. Мне нечего стыдиться. Я за этим, собственно, и пришла сюда, чтобы уладить свои дела.

ХИКАРУ. Так какое же у тебя здесь дело?

РОКУДЗЕ. Знаешь какое? Чтобы ты любил меня.

ХИКАРУ. Рокудзе, ты в своем уме?

РОКУДЗЕ. Кстати, меня зовут Ясуко.

ХИКАРУ. А я не обязан называть тебя по имени.

РОКУДЗЕ (внезапно опускается на колени и, обняв ХИКАРУ, прижимается щекой к его ногам). Умоляю, не будь таким жестоким со мной.

ХИКАРУ. Ну, наконец–то я увидел, что и ты способна утратить последнюю гордость. (Самому себе). Это даже забавно. И странно: я совершенно не ощущаю, что меня обнимает женщина. Я не в состоянии пошевелить ни рукой, ни ногой.

РОКУДЗЕ. А у меня никогда и не было гордости.

ХИКАРУ. Раньше надо было бы признаться в этом. Тогда, возможно, все повернулось бы по–другому.

РОКУДЗЕ. Ты ведь сам совершил ошибку, ни о чем не подумав как следует. И как только не замечаешь, что мои глаза зажглись от страсти, стоило в них угаснуть последней капельке гордости? Ну а мой надменный тон? Так это же и есть вернейший признак того, что женщина давным–давно позабыла о всякой там гордости.