Изменить размер шрифта - +

– Но тогда как?! Ка-а-а-а-ак?!!

– Молись больше, и у тебя получится, – прозвучал лаконичный ответ. – А пока разрежьте паутину, освободите проход, – вновь перешел он на «вы».

Покачивая головой в недоумении, я принялся кромсать боевым ножом толстую сетку, перегораживавшую нам путь. А дядя Миша перевел взгляд подальше, в глубь темного тоннеля. В следующую секунду оттуда послышались испуганный писк и топот множества когтистых лап (вскоре затихший).

– «Чубайсы», – пояснил куратор. – Проворные, заразы. Ухитрились удрать…

В последующем я вдоволь всякого насмотрелся и почти перестал удивляться. Однако сам даже не пробовал справиться с мутантами ТАКИМ способом, а предпочитал открывать огонь на поражение, рубить, жечь из огнемета… (Вспомните транспортировку Фуфела. – Д.К.) Уж слишком слаба моя молитва, слишком грешен я, слишком…

Мои размышления прервал разбойничий свист, сопровождаемый повелительным взмахом полосатого жезла.

– Явились не запылились, – недовольно проворчал куратор, останавливая «Опель».

– Будете откупаться? – полюбопытствовал я. (На машине висели обычные, гражданские номера.)

– Перебьются! – по-кошачьи фыркнул дядя Миша и нравоучительно произнес: – Платить отступное грабителям – значит поощрять дальнейший грабеж. Придется их проучить немного…

«Ох и нарвались вы, голубчики! – злорадно подумал я. – Это вам не обычных водил обирать! Сейчас получите по полной программе, а я… я полюбуюсь на экзекуцию!..»

К «Опелю» между тем приблизились два типа в форменных полушубках, в зимних шапках с новыми милицейскими кокардами и с откормленными, откровенно бандитскими рожами. Один (видимо, для устрашения) целился в нас из автомата. Второй, старший по званию, вальяжно помахивал тем самым жезлом.

– Нарушаем, значит? – вкрадчиво начал он, взглядом оценщика ощупывая машину и сидящих в ней людей. (Мы оба были облачены в элегантные костюмы индивидуального пошива.) – Знак, значит, не для вас… – Лягавый вдруг осекся на полуслове, съежился, выронил жезл и задрожал как осиновый лист. Усатая ряшка вытянулась, покрылась обильным пóтом. Лихо закрученные усы обвисли неряшливыми сосульками. В масленых глазах вспыхнул животный ужас.

Второго развело еще больше. Он резко бросил автомат на заснеженный асфальт. Встал рядом на колени, сорвал шапку, обхватил голову обеими руками и начал раскачиваться, как китайский болванчик, плаксиво повторяя: «Простите, дяденька! Я больше не буду!»

– Знака вчера не было. И вообще, ему здесь не место! – холодно сказал куратор. – Сегодня, небось, повесили… перед охотой?!

– Д-д-д-да… ч-ч-ч-час н-н-н-назад… – сознался усатый главарь, бухнулся на колени и отчаянно возопил: – Помилуйте, Христа ради!!! Не губите!!! У меня дома дети малые и жена-стерва!!! Постоянно денег требует, вконец загрызла… Пощадите, ради Христа!!!

– А ты ведь в Него не веришь, хотя и крещен в младенчестве! – сурово заметил дядя Миша.

– Теперь верю!!! – зарыдал «усатый».

– И я! И я! И я! И я! – по-ослиному вторил ему подручный с автоматом и, очевидно, в знак доказательства начал бухаться лбом об асфальт, неумело крестясь.

– Ладно, бандюги, живите пока, – смилостивился мой начальник. – Но по-другому!.. «Левый знак» снять, разбой прекратить. Сразу после дежурства – в православный храм на полную исповедь.

Быстрый переход