Джон Ле Карре. Ночной администратор
1
Вьюжным январским вечером 1991 года англичанин Джонатан Пайн, ночной администратор цюрихского отеля «Майстер-палас», охваченный непривычным волнением, покинул место за регистрационной стойкой и прошел в вестибюль, чтобы прямо у дверей встретить позднего важного гостя, которому следовало оказать радушный прием. Война в Персидском заливе только началась. Сводки о воздушных налетах союзников на Ирак, как ни смягчало их военное командование, вызывали панику на Цюрихской бирже. Гостиничные сборы, и без того низкие в январе, катастрофически упали. Не в первый раз за свою долгую историю Швейцария оказалась на осадном положении. Однако «Майстер-палас» держался. «Майстер», как называли его таксисты и завсегдатаи, в силу местоположения и традиции царил над Цюрихом – этакий обломок эдвардианской эпохи, вознесшийся на холм и свысока взирающий на лихорадочную суету города. Чем больше перемен происходило в низине, тем больше обосабливался «Майстер», неизменный в пристрастиях оплот цивилизованного образа жизни в мире, летящем в тартарары. Джонатан удобно устроился в маленькой нише между шикарными витринами магазинов модной дамской одежды. «Адель» на Банхофштрассе выставила соболий палантин, накинутый на манекен, чью наготу оттеняли лишь золотистое бикини и коралловые серьги, причем о цене предлагалось справиться у портье. Шумные протесты против использования натуральных мехов, будоражившие западный мир, громко звучали и в Цюрихе, но в «Майстер-палас» к ним оставались абсолютно глухи. А витрина «Сезара» – тоже на Банхофштрассе – призвана была усладить восточный вкус броско расшитыми вечерними туалетами, чалмами, усыпанными алмазной пылью, и часиками с драгоценными камнями – шестьдесят тысяч франков за штуку. Прикрытый с обеих сторон этими алтарями роскоши, Джонатан мог без помех наблюдать за парадным входом отеля. Джонатан – плотный, но элегантный, с вежливо-уклончивой улыбкой – делал тайну даже из собственного английского происхождения. Он был энергичен, к тому же в полном расцвете сил. Бывалый моряк сразу признал бы в нем собрата по нарочитой скупости движений и своеобразной походке, какой передвигаются по шаткой палубе. Аккуратно причесанные вьющиеся волосы и густые брови борца довершали картину. Однако бесцветные, водянистые глаза сбивали с толку. От такого человека впору было ожидать больше страсти, больше ярких красок. Мягкость манер в сочетании с атлетическим сложением придавала облику Джонатана интригующую выразительность. Его нельзя было спутать ни с кем другим в отеле – ни с герром Стриппли, русоволосым главным администратором, ни с кем-либо из служивших у герра Майстера высокомерных молодых немцев, проплывавших мимо с видом богов, устремляющихся в горние выси. Как администратор, Джонатан представлял собой редкое совершенство. Вам и в голову не пришло бы поинтересоваться, кто его родители, любит ли он музыку, есть ли у него жена, дети, собака… Взгляд, которым он взял на мушку дверь, был наметанным, как у бывалого стрелка. В петлице торчала гвоздика. Ночью Джонатан не появлялся без этого украшения. Непогода за окнами даже по январским меркам была устрашающей. Густые валы снега проносились через освещенный двор, словно волны обезумевшего штормового моря. Швейцары в ожидании большого заезда глазели в окна, где не наблюдалось ничего, кроме все той же неугомонной метели. «И не может Роупер явиться, – подумал Джонатан. – Даже если им удалось взлететь, самолет ни за что не сядет в такую погоду. Герр Каспар ошибся». Но герр Каспар, старший портье, никогда не ошибался. Если он выдохнул: «Ожидается прибытие», оповещая всех служащих по внутренней связи, то лишь неисправимому оптимисту могло померещиться, что самолет клиента отклонился от намеченного курса. |
