|
Я поторговался с ним, и мы сошлись на глобусе, кольце и одном камне. Все это время Принц хранил молчание. Я настоял на том, чтобы немедленно вставить глаза. Бордо возбужденно кивнул головой, нашел мыслешлем и вызвал хирурга с желтым лицом. Вскоре началась подготовка к операции. Принца положили на стол в другой стерильной комнате. Он снял ревербератор и маску, и, когда открылось его лицо, Бордо, который бывал при дворе в Роуме, вскрикнул в изумлении и начал что-то бормотать. Я с силой наступил ему на ногу, и он проглотил свои слова.
Хирург, ничего не поняв, начал чистить глазницы. Глаза представляли собой жемчужно-серые сферы с поперечными щелями действия. Я не имел представления, видел лишь, что от задних стенок сфер отходили золотые волоски, которые нужно было соединить с нервами. Принц спал в начале операции, я стоял в стороне, а Бордо ассистировал Хирургу. Когда все было кончено, Принца разбудили. Его лицо исказилось от боли, но он так быстро овладел собой, что Бордо пробормотал молитвы при виде такого проявления воли. – Подайте сюда свет, – распорядился Хирург. Бордо пододвинул светящийся глобус ближе. Принц сказал: – Да, да, я чувствую разницу. – Надо проверить, – сказал Хирург. Бордо вышел из комнаты, я за ним. Он весь дрожал, и лицо его позеленело от страха. – Вы нас убьете сейчас? – спросил он. – Конечно, нет. – Я узнал… – Вы узнали бедного Пилигрима, – сказал я, – с которым случилось несчастье во время путешествия. И ничего больше. Затем появились Хирург и его пациент. Жемчужные сферы в глазницах Принца Хирург закрепил искусственной кожей. С этими мертвыми веками он был больше похож на машину, а не на человека. Когда он двигался, щели в сферах расширялись, сужались, снова расширялись. – Глядите, – сказал Принц, идя по комнате, показывая и называя предметы. Я знал, что он все видит словно через густую вуаль, но по крайней мере, он теперь мог хоть как-то ориентироваться. Он вновь надел маску, и с наступлением ночи мы покинули Дижон. Принц казался жизнерадостным. Но то, что находилось у него в глазницах, было жалким подобием того, чего лишил его Гормон, и вскоре Принц в полной мере осознал это. Ночью, когда мы спали на грязных койках в гостинице для Пилигримов, он вдруг начал издавать во сне крики ярости. В перемежающемся свете настоящей луны и двух ложных я видел, как поднимались его руки, как сжимались его кулаки и как его ногти впивались в воображаемого противника снова и снова.
2
К концу лета мы добрались до Перриша. Мы вошли в город с южной стороны по широкой магистрали, по обочинам которой росли древние деревья. Шел освежающий дождь. Листья над ними шелестели на ветру. Та ужасная ночь, когда мы покинули захваченный Роум, казалась каким-то сновидением. Пешее путешествие весной и летом укрепило наш дух, а серые башни Перриша, казалось, обещали новую жизнь. Конечно, я подозревал, что мы обманывали себя, ибо что может дать этот мир Принцу, надежды которого разрушены и который видит только тени, и Наблюдателю, слишком зажившемуся на этом свете? Перриш оказался более мрачным городом, чем Роум. Даже поздней зимой над Роумом сияет чистое небо и яркий солнечный свет. А над Перришем, казалось, всегда висят облака, поэтому улицы выглядят сумрачно. Даже стены зданий были грязно-серыми и некрасивыми. Городские ворота были распахнуты настежь. Около них, прислонившись к стене, стоял маленький угрюмый человечек в одежде гильдии Стражей. Он даже не пошевелился, когда мы подошли. Я вопросительно взглянул на него. Он покачал головой. – Проходи, Наблюдатель. – Без проверки? – Ты что, не слышал? Все города объявлены свободными шесть ночей тому назад по приказу завоевателей. |
