|
Между тем воображение у Васи настраивалось уже заранее; заранее он пожимался от холода, и от этого, казалось, самая кожа делалась у него чувствительнее; он дрожал от холода там, где Марку было только прохладно, и обжигался тогда, когда Марк утверждал, стоя во весь рост на полке, что ему «ничего не жарко». Впрочем, исключая случаи, вроде вышеприведенного, братья были очень дружны и понимали друг друга с полуслова, а иногда и без слов.
– Ну, что, видел опять? – спросил Мордик.
– Зеленого? – видел.
– Врешь, я думаю.
– Ей-богу, видел.
– Ну?
– Ничего не лгу! Видел, больше ничего… Без лица.
– Из бумаги?
– Как будто… не надо говорить.
– Вот глупости! Я не боюсь. Чего же бояться, если он из картона? Ну, ты, зеленый, выходи! – храбрился он, повернувшись к дверям. Однако вид черной темноты подействовал и на него; он отвернулся и добавил уже тише: – Я бы его разодрал, больше ничего.
Вася поспешил переменить разговор.
– А тебе кажется странно? – спросил он.
Мордик подумал.
– В самом деле, кажется. А тебе?
– И мне кажется. Отчего бы это?
– Оттого, что… на дворе ветер, – сказал Мордик, прислушиваясь к шелесту листьев.
– И дождь шел большой. И теперь еще идет, но поменьше. Но это не оттого. А кажется тебе, – живо прибавил он, – что это шелестят листом бумаги… о-о-ог-ромным?
Мордик прислушался и сказал:
– Нет, не кажется.
– А кажется тебе, что это сыплют зерно в бочку?
Мордик опять послушал.
– Вовсе не кажется, потому что это ветер.
– А мне иногда кажется. Но, все-таки, сегодня странно не от этого.
– А отчего?
– Не знаю. Знал, да забыл. Теперь не знаю.
– И я не знаю.
Оба помолчали.
В это время на другой половине дома, отделенной длинным коридором, скрипнула быстро отворенная дверь.
Ей отозвалась в детской оконная рама, пламя свечи колыхнулось, и дверь опять захлопнулась.
– Слышал? – спросил Вася.
– Да, слышал… Постой-ка.
Действительно, в несколько мгновений, пока дверь открывалась и закрывалась, с другой половины донеслись каким-то комком смешанные звуки. Очевидно, там не спали и, пожалуй, не ложились всю ночь. Чей-то голос требовал воды, кто-то даже голосил и плакал, кто-то стонал… При последнем звуке у мальчиков сердца забились тревожно.
– Знаешь, что это там? – живо спросил Вася.
– Знаю. У мамы скоро родится девочка.
– А может, мальчик.
– Н-ну… может и мальчик.
Мордик помнил два случая рождения, и оба раза это были девочки. Потому ему и теперь казалось, что должна родиться непременно девочка. Впрочем, так как он помнил рождение девочек, а своего и Васина не помнил, то порой ему приходила в голову неосновательная идея, что рождались только девочки, потому было время, когда их вовсе не было. |
