«Но я отвлекся. Што у нас исчо новенького? Я помоему уже писал вам о Цепной улице и нашем новом особом отдилении хатя оно пока в Псевдополис-ярде. Правда папрежнему не решен вапрос с формой, ведь стражники должны носитъ форменые доспехи, ватвет на што командор Ваймс гаварит, што преступники тоже не носят форменых доспехов, так што пошли все к ч*рту».

Моркоу сделал паузу. В Анк-Морпорке он провел уже почти два года и все еще стеснялся слова «ч*рт» — это очень многое могло сказать о капитане Моркоу.

«А исчо командор Ваймс говорит, что, рас есть тайные преступники, должны быть и тайные стражники…»

Моркоу опять задумался. Он очень любил свои доспехи. У него даже другой одежды не было. Так что для него сама идея о маскировке стражников была… немыслима. Это все равно что уподобляться пиратам, плавающим под фальшивым флагом. Или тем же шпионам. Однако Моркоу был лояльным стражем порядка, а потому продолжал:

«…Но я думаю што командор Ваймс знает о чем говорит. Он считает пора заканчивать работать постаринке и ловить только тех бидолаг кто слишком туп штобы убежать!! Вобщем скоро у нас прибавиться работы и новых лиц в Страже».

Ожидая, пока сформируется новое предложение, Моркоу взял со своей тарелки сосиску и опустил под стол.

Снова прозвучало «ам».

Торопливо подскочил официант.

— Еще подать, господин Моркоу? За счет заведения!

Все рестораны и закусочные Анк-Морпорка были только рады бесплатно угостить капитана Моркоу, точно зная, что он все равно настоит на оплате.

— Огромное спасибо, но нет. Все было очень вкусно. Вот, пожалуйста… двадцать пенсов, а сдачу оставьте себе, — сказал Моркоу.

— Как поживает твоя девушка? Что-то ее не видно сегодня.

— Ангва? О, она… где-то неподалеку. Но я обязательно передам ей, что ты о ней справлялся.

Гном счастливо кивнул и заспешил по своим делам.

Моркоу прилежно написал еще несколько строчек, а потом наклонился и тихонько спросил:

— Эта лошадь с телегой все еще там, рядом с пекарней Ломозуба?

Под столом кто-то тихо прорычал.

— Правда? Это странно. Все закупщики ушли еще несколько часов назад, а муку и гравий привезут только после обеда. И кучер там же?

Кто-то тихо гавкнул.

— Кстати, слишком хорошая лошадь, чтобы на ней хлеб развозить. И, как правило, кучер вешает на морду лошади мешок с кормом. Так, давай прикинем. Сейчас последний четверг месяца. Когда у Ломозуба день жалованья? — Моркоу положил карандаш и вежливо махнул рукой, привлекая внимание хозяина. — Господин Буравчик, чашку желудевого кофе, пожалуйста. С собой.

Господин Хопкинсон, куратор Музея гномьего хлеба, что в Карусельном переулке, пребывал не в лучшем настроении духа. Во-первых, его только что убили. Однако в данный момент его больше беспокоили крайне неприятные обстоятельства убийства.

Господина Хопкинсона забили насмерть буханкой хлеба. Разумеется, с помощью обычного человеческого хлеба, даже самого черствого, такое не сотворишь, но гномий хлеб вполне может сойти за холодное оружие. Гномы относятся к выпечке как к военной науке. Когда они начинают печь каменные торты, это означает: дело очень серьезно.

— Посмотри только на эту выемку, — пожаловался Хопкинсон. — Корка проломилась!

— КАК И ТВОЙ ЧЕРЕП, — заметил Смерть.

— О да, — откликнулся Хопкинсон. Судя по его голосу, таких черепов можно было запросто набрать десяток за пенни, однако столь прекрасный и редкий экземпляр гномьего хлеба днем с огнем не сыщешь. — Но почему не простой дубинкой? Молотком, в конце концов? Спросили бы у меня, я бы с радостью одолжил.

Престарелый господин Хопкинсон говорил пискливым голосом и носил очки на длинной черной ленте — его дух также был в нематериальном эквиваленте очков, — верные приметы ума, что протирает все поверхности не только сверху, но и снизу и всегда расставляет папки строго по высоте.