— Кто этот человек? — Райт привстал в кресле.

— Я его спросил, — продолжил я, не обращая внимания на нетерпение Джимми. — Я спросил его: «Уилли, зачем ты убил мою жену Марию?..»

— Уилли? — Райт медленно поднялся с места. — Сенатор Уилли?

— Да! — Я тоже встал. — Сенатор Уилли. Он не ответил мне.

— Соедините нас с Уилли! — приказал Райт помощникам, понимая, что наступает развязка самой драматической программы вечерних новостей.

— У меня несколько вопросов к сенатору, — заявил я, глядя в бездонный глаз телекамеры.

— Пожалуйста! — разрешил Джимми.

— Уилли, — сказал я, — зачем ты затеял всю эту нечеловеческую подлость?

— Кабинет сенатора не отвечает, — доложил из глубины студии редактор.

— Уилли, зачем ты убиваешь негров, туарегов, пуэрториканцев, сальвадорцев, панамцев, зачем?

— Квартира не отвечает! — донеслось издали.

— Уилли, зачем ты взорвал самую дорогую космическую станцию? Зачем убил моего друга Аллена? — Я оглянулся на огромные студийные часы: оставались секунды до окончания передачи. — Он по-прежнему не отвечает? — спросил я Райта.

— Теперь ему придется ответить! — резко сказал Джимми.

— Уилли, слышишь меня? — поставил я точку в разговоре. — Тебе придется ответить на самый главный вопрос: зачем ты существуешь?

Говорят, что в холодных голубых глазах Райта застыли слезы.

Критики отмечали, что с Райтом такого не случалось после последнего убийства президента.

Глава двадцать шестая

Из студии мы с Райтом пробрались запасным выходом на улицу, где припаркована его малолитражка. Никто из почитателей Джимми не мог предположить, что получающий миллионы в год комментатор водит, как и любой смертный, красно-желтую, самую что ни на есть дешевую блоху. Но блоха замечательно прыгала в потоке автомашин. Как-то незаметно очутилась она в аэропорту имени Дж. Кеннеди, пробралась тайно за ворота, вслед за служебной машиной проскакала по бетонной дорожке, где выстроились в очереди, глухо рыча турбинами, ползущие к взлетной полосе крылатые машины.

Возле одной из них Райт затормозил. Открылась дверца в фюзеляже, вниз скатилась металлическая лестница.

Я полез вверх, в теплое пространство кабины, ежась от проливного дождя.

— Будь здоров, Джонни! — крикнул снизу Райт, намекая, что сейчас моя жизнь котируется на мировом рынке новостей не выше вздоха любого полудохлого президента. Я в ответ помахал свободной ногой.

Пилот чикагского самолета втянул меня в кабину, усадил на диван, поставил рядом кофр.

— Здорово вы их поддели, мистер Бари! — восхищенно произнес он. — Что, кончится, наконец, проклятый дождь? Или это затеяли русские?

— Это не русские, — сказал я устало, — это твои соотечественники. Предлагают тебе выбор между наводнением или горячей, как Сахара, пустыней. — Я внимательно всматривался в молодое, еще не опаленное жизненными катастрофами лицо пилота.

Он несколько секунд вдумывался в мои слова. Шевельнул юношескими усиками, с достоинством негромко ответил:

— Благодарю за информацию, я сделаю выбор, поскольку частенько бываю наверху. — Пилот усмехнулся, подмигнул мне. — Чем могу быть полезен?

— Я сам справлюсь! — пробормотал я, смыкая веки.

Самолет взлетел. Летчик протянул бокал кока-колы.

— Пожалуйста! — Он помог мне растянуться на диване.