Поправив черные кудри, норовившие съехать набекрень, премьер-министр решил, что он скорее блондинка, чем брюнетка, и потому в Эдинбурге попросит Джека сиять мерку с его головы и пошлет купить новый парик, что-нибудь в духе Мэрилин Монро из фильма «Некоторые любят погорячее». С этим фильмом он себя теперь ассоциировал вполне конкретно. И пускай Джек выберет еще разных нарядов поинтереснее. Уж если быть женщиной, то чувственной и шикарной. Совсем не хотелось провести неделю женщиной в невзрачной и неброской одежде. Премьер-министр все еще жалел, что дал себя отговорить от высоких каблуков. Он был уверен, что немножко практики, и он бы освоился.

В отсутствие премьер-министра Джек не упустил шанс поболтать с Миком. Он наклонился к нему и очень тихим голосом сказал:

— Еще слово сестре — и я тебе башкy оторву и продам в зоопарк на корм львам.

Среди немногих фактов, известных Джеку об Эдинбурге, он помнил, что кроме Трона Короля Артура и ежегодного фестиваля искусств там есть зоопарк.

Цедя пятую банку, Мик уважительно кивнул. Он и сам поступил бы точно так же, если бы чужак в поезде стал клеиться к его сеструхе.

В дверь туалета яростно забарабанили, и грубый голос проорал:

— Какого хера ты там застрял?

Но премьер-министр чистил зубы и не мог остановиться. Он сделал только сто двадцать два движения щеткой, и оставалось еще семьдесят восемь. Чистя зубы, он думал об Адель: как она отнеслась к вести, что он в командном бункере и на неделю отрезан от мира? С самой первой их встречи не было ни дня — ни даже полдня, — чтобы они не поговорили. Он надеялся, что она не забудет принимать лекарство. Без лекарства Адель становилась совсем другим человеком — не уверенной в себе, элитной звездой, которую он знает и любит, женщиной, решительно шагающей по международной арене как истинный гладиатор, а жалким хнычущим существом, которое лежит в постели и ноет, что у нее слишком толстые бедра. Нужно спросить Джека, нельзя ли позвонить Венди и попросить ее последить за Адель, чтобы та дважды в день принимала свои двадцать пять миллиграммов лития.

Джек откинулся на сиденье, прикрыл глаза и слушал, как молодая женщина напротив бесконечно названивает по офисам с мобильного телефона.

— Фергус, я в поезде. Слушай, я не успею к бесклювым безногим цыплятам — на совещание с торговцами курятиной, — поэтому будешь вместо меня. Слушай, они там начнут спорить, что смертность один из пяти. Это фигня. Если у цыплят нет ног, они еще могут жить сорок восемь часов, так что при смертности… Алло, алло, Фергус, что-то сорвалось…

Мик сказал:

— Курятинка на обед — по кайфу.

Подремав, Джек проснулся и обнаружил, что поезд несется по Нортумберленду. Пол вагона был усыпан слоем пакетов, по проходу туда-сюда катались пластиковые стаканы, как перекати-поле в городке на Диком Западе. В воздухе висел запах фаст-фуда и немытой плоти. Джеку хотелось пройтись по поезду, размять ноги, но, повернув голову, он увидел, что придется переступать через тела спящих пассажиров и их багаж. Скорей бы уж приехать в Эдинбург, сельская местность ему никогда не нравилась. Когда он был ребенком, мать грозилась отправить его туда в наказание: «Будешь плохо себя вести, отправлю в деревню».

Норма сказала:

— Ты плохой мальчик, Джеймс! — Она понимала, что означает «позаимствовал».

Джеймс встал с пола, где сидел по-турецки, и поцеловал ее в щеку:

— Прости, мать. — Норма рассмеялась, а он спросил: — Мать, а ничего, если мы тут курнем?

Норму вопрос поначалу озадачил, ведь большинство мальчиков уже курили; в комнате было хоть топор вешай, да и у самой Нормы «Ламберт и Батлер» дымился.