– Готов, гражданин начальник…

– Виктор Борисович.

– Готов, Виктор Борисович.

– К вам сегодня придут проектировщики-металлурги. Я приказал выделить для них специальный конвой на промплощадку. Покажите им результаты измерений, ответьте на вопросы. Пусть пораскинут мозгами, кто и как допустил до нынешнего нетерпимого состояния. А завтра в десять утра явитесь на Малый металлургический завод. Я буду у начальника ММЗ Алексея Борисовича Логинова. Вы Логинова знаете?

– Немного. Налаживал на ММЗ теплоконтроль, газовый анализ.

– У меня все. У вас?

– У меня – ничего, Виктор Борисович, – сказал я и положил замолкнувшую трубку.

– Поздравляю! – сказал радостно Белов, – До этой минуты тревога все же была. Новая метла чисто метет, а эта – Виктор Борисович – не метет, а сметает. Строителям уже влетело по шее. Горнякам, особенно рударям, грозил понижениями в должности, даже арестами. Особенно коксохимикам попало. Кокс у них ведь какой: во-первых, дерьмо, во-вторых – мало. К металлургам Шевченко пока помягче. Теперь торопитесь к себе, проектировщиков уже доставили на промплощадку.

В лаборатории прохаживались два металлурга из проектной конторы: полный неторопливый Бунич (не помню ни имени, ни отчества) и худощавый, очень подвижный Александр Григорьевич Гамазин. Гамазин тыкал рукой в самописцы, автоматические датчики, изодромные регуляторы, Бунич обводил уставленные приборами стены равнодушными выпуклыми глазами.

– Устроился! – похвалил Гамазин. – Удельный князь, не меньше.

– Немного есть, – скромно согласился я, – С чем пожаловали, бояре?

– Нет, это вы говорите, что за катастрофа грянула? – потребовал Бунич. – Сколько лет получали благодарности за проект БМЗ. Вдруг – трах-бах, ох, ах – недоработка, ошибка, провал! И обвиняют, что злые пары из вашей кухни.

– Не всякому обвинению верь! – туманно высказался я.

– У меня принцип: никаким обвинениям не верю. Нет ничего проще и лживее обвинений, – сказал Гамазин. – Итак, все тот же вопрос – что? И доказательства этого «что»! На меньшее не соглашусь.

Я провел их в свою комнатку и показал ночные измерения. Гамазин присвистнул. Он соображал легко, был скор и смел в своих решениях – инженерных, естественно. В доарестантской жизни он трудился на Волховском алюминиевом заводе, участвовал в проектировании и освоении Запорожского алюминиевого, а в Норильске переквалифицировался из алюминщика в никелыцика – и уже считался специалистом по никелю. Мне он нравился и как человек. Спустя двадцать лет, трудясь над фантастическим романом «Люди как боги», я вспомнил Гамазина и назвал главного героя Эли Гамазиным: в фамилии слышалось что-то нездешнее.

– Все ясно, княже! – воскликнул Гамазин. – Какой у вас диаметр воздуховодов? Шестьсот миллиметров? Ха, чуть пошире канализационной трубы? А дуете на три ватержакета? Не вижу пока ничего ненормального. Ни один закон техники не опровергнут. Загадок нет. Вопрос исчерпан.

– Только ставится, а не исчерпан, – возразил я. – И загадка есть: почему вообще создалась такая ненормальность? В книжке Шевченко, вот в этой, он мне сегодня прислал, сказано, что выше пятнадцати метров в секунду скорости воздуха не должны подниматься. Как же возникло подобное нарушение технологии?

– А на это пусть отвечает главный проектировщик БМЗ.