— Как тебе кажется, ты после этого изменилась? — спросила Ники.

— После ограбления?

— Нет, когда ты узнала, что у тебя...

— Что у меня это? Ох, хватит со мной миндальничать, Ники. Так и говори — ВИЧ. — Дженет потрогала шрам от пули под ребрами. — Как это было? Да как со всеми бывает. Это неправда. Тут какая-то ошибка. Вы меня с кем-то путаете. А потом я подумала: «Ничего! Наука тебя вылечит!» Она и вылечила — отчасти. А теперь мне кажется, что сама наука прежде всего виновата в том, что эта болезнь вообще появилась. Какие-то подонки из ЮНЕСКО делали вакцину из перемолотых обезьяньих мозгов в Африке. Все равно мы никогда не узнаем. То есть я хочу сказать, что СПИД это не просто болезнь, которой заражаются шестидесятилетние канадские домохозяйки. Я даже и не называю это СПИД; про себя я называю это Мозговые Клетки Конголезских Обезьян.

Муравьи чуть слышно топотали по стеклу — как будто по нему бродил котенок.

— А когда я отошла от первого потрясения, то призадумалась: а может, я одна из ста, у кого в крови содержится естественный антиген, — если такие вообще существуют.

— И что дальше?

— Да ну, бред. Не знаю. Просто хотела разобраться во всем по науке. Разузнала о вакцинации и коктейльной терапии — большей частью по интернету.

— Моя мама любила слово «бред».

— Похоже, мы с ней одного поля ягоды.

— Да.

— Я даже как-то ездила в Мексику, — улыбнулась Дженет, — с Бетти, подругой из книжного клуба. У нее была болезнь Хашимото и какая-то форма рака горла. Мы попробовали разыскать «лэтриль» — лекарство, которое делали в семидесятые из персиковых косточек.

— Что-то припоминаю.

— Сплошное надувательство. От него умер Стив Мак-Куин. Бетти тоже больше нет. Единственное, чего я не пробовала, это кристаллы. С того момента, как ты начинаешь глотать кристаллы, считай себя человеком конченым.

— Но ты все же не ответила на мой вопрос. Как ты изменилась внутренне?

— Дай подумать, — вздохнула Дженет. — Никто никогда меня об этом не спрашивал. — Как я изменилась? — Знаешь что? Самая большая перемена — это что я перестала верить в будущее — иначе говоря, перестала думать о будущем как о каком-то месте вроде Парижа или Австралии — месте, куда можно поехать. С тех пор я стала думать, что все мы идем, идем, идем без остановки, только вот в конце нет никакого города или места. Мы просто идем. Вот и все.

— Ты когда-нибудь винила Уэйда или меня?

— Уэйда? Он всегда вставал на пути Теда, чтобы меня защитить. Как я могу его винить? А тебя? Нет. Тед идиот. В последнее время я стала думать, что вина — это просто такая штука, с помощью которой пытаются придать какой-то смысл хаосу.

— Что ты имеешь в виду?

— Представь, что с тобой случается какое-то странное и непредсказуемое событие, ну, например, рухнувший кедр придавил твоего котенка, или тебя взяли в заложницы налетчики в какой-то забегаловке, или миссис Драммонд заразилась СПИДом от пули, задевшей печень ее сына. Я могла бы обвинить людей, ответственных за лесопосадки, в том, что они вовремя не посоветовали мне срубить этот кедр. Я могла бы обвинить систему правопорядка штата Флорида в... ну, в чем-нибудь. Или могла бы сказать, что пуля была Божьей карой за то, что я плохо исполняла супружеские обязанности. Или... понимаешь, что я хочу сказать. Ничьей вины тут нет. Это хаос. Просто хаос. Случайные номера, выскакивающие в Космической лотерее.