— Ургх…- Раздраженно выдохнула маленькое облачко дракида, явно желая высказать мне что-то не сильно нелицеприятное, но сдерживая себя. — Бальтазар, ты же понимаешь, что если ты вдруг себя переоценишь и сдохнешь, то всё, чего ты добился, рассыплется как карточный домик⁈ Мне-то все равно, я нигде не пропаду…Так, погрущу немного, может быть нпоплачу…Вот оно тебе надо — и меня расстраивать, и свою почти уже сформировавшуюся страну в зародыше губить? В конце-концов, заработать это достижение можно будет и попозже. Когда ты более-менее станешь соответствовать легендарным монстрам, не говоря уж о мифических, а если и сдохнешь, то хотя бы не глупо и не бесславно!

— Я ценю твою заботу, Эва, вот правда ценю, но поверь — риск минимален! — А еще чем раньше я заработаю столь желаемое достижение, тем выше будет итоговый результат. Особенно если у меня получится дополнительно усиливать себя на несколько единиц характеристик каждый уровень за счет алхимии, приготовленной из потрохов убитой твари, а у меня получится. Причем ценного сырья еще и останется вполне достаточно на то, чтобы как следует усилить все мое воинство и даже гражданских специалистов, которых сейчас Убежище несколько тысяч взяло на борт. — С моими показателями выносливости, заранее приготовленными зельями и готовой к использованию печатью великого целительного милосердия сдохнуть от магического отката — это надо умудриться. Ну а достать меня обитающее в окрестностях Стоунхенджа чудовище все равно никогда не сможет, потому как оно…

— Дерево! — Отвлек меня от разговора чей-то выкрик, в котором удивление и трепет смешивались в равной мере. — Сморите! Там! Дерево!

Полоса вившегося над болотами вонючего тумана кончилась несколько раньше, чем я ожидал, и с высоты выбравшегося на свободное пространство Убежища открывался шикарный вид на округу…Очень такую своеобразную округу, которая была разграничена на две очень сильно отличающиеся друг от друга зоны. Прямо под нами и еще километров десять-пятнадцать вперед зеленели джунгли, полные жизни: там блестели на солнце капли, оставшиеся видимо после недавнего дождя летали туда-сюда птицы и далеко не всегда уступающие им в размерах насекомые, по кронам деревьев бегали какие-то мелкие животные, на некоторых лианах можно было заметить цветы, а то и яркие спелые плоды. Однако дальше все это тропическое буйство красок и активности как-то очень резко начинало желтеть, редеть, хиреть, сохнуть. На расстоянии километров тридцати от нас от могучего густого леса оставались лишь скрюченные голые остовы самых могучих деревьев, ибо все остальное уже успело не только погибнуть, но и разложиться в пыль. Красноватую такую пыль. А ещё дальше начиналась покрытая рытвинами и красной пылью голая земля, напоминающая то ли марсианский ландшафт, то ли пустоши потстапокалипсиса. Алая безжизненная почва выглядела довольно чужеродно после зеленых джунглей, к которым как-то уже попривык. Сухая бесплодная территория была мертвее чем пустыня, ибо в пустынях есть хоть какая-то жизнь или хотя бы её следы, а тут и этого не было. Внизу не росло ни единого дерева, ни одного куста и, готов поклясться, даже травинки и те отсутствовали! Зато вблизи линии горизонта, думаю километрах эдак в тридцати или сорока, гордо возвышалось и тянуло свои ветви в стороны исполинское оранжевое дерево, отдаленно смахивающее на баобаб. Длинная высокая колонна толстого ствола, чей диаметр определенно измерялся тысячами метров и относительно куцая крона, растущая эдаким веником из его верхней части. Очень готическим и очень магическим веником, ибо вместе банальных обыденных листиков торчащие куда попало ветки покрывал слой черного пламени, здоровенным факелом первородного мрака вздымающийся высоко вверх и заметно так колыхающийся на ветру.

Чисто из любопытства я использовал на находящемся вдалеке колоссальном живом организме сканирующий навык, и взгляд охотника неожиданно принес некоторые результаты, хотя и не сказать, чтобы очень уж подробные.