Кожа лица и разрез глаз выдавали уроженку Азии или, по крайней мере, потомка переселенцев откуда-то из тех краев. Судя по всему, паника крепко овладела сей особой, поскольку она вырвавшись на оперативный простор замедлилась лишь на миг и ринулась дальше, похоже меня попросту не заметив. А следом показался и тот, кто её так напугал и до сих пор преследовал. Гоблин. Дохлый. Почти до одних только костей разложившийся. Тело зеленокожего гуманоида, отлично знакомого мне по ночным кошмарам, даже в выпрямленном состоянии не превышало бы отметки полутора метров, а сейчас он казался еще меньше, поскольку передвигался на четырех конечностях подобно животному и изрядно отощал, потеряв процентов двадцать-тридцать от своей прогнившей массы. Собственно по этой причине он беглянку то и не догнал — живые представители этой расы носятся как наскипидаренные, даже в рукопашной по ним иначе как широким рубящим ударом хрен попадешь...Мертвые, если они конечно в относительно хорошем состоянии, тоже особо прыти не сбавляют...Но этот зомби, у которого из под ошметков сползшей клочьями шкуры аж череп проглядывал, почти лишился своего естественного опорно-двигательного аппарата, ибо тронутые разложением мышцы от прилагаемых усилий просто рвались и, по всей видимости, покуда не обзавелся его магическим аналогом, позволяющим всяким костлявым андедам не просто двигаться, но и делать это с неожиданной шустростью.
— Я здесь, гнилушка! — Стрела уже была в руках, но прежде чем использовать её по назначению пришлось чуть уколоть кончиком железного наконечника тыльную сторону ладони, обагряя острие маленькой каплей крови. Натянуть тетиву и выстрелить затем было не трудно...Да только видимо получилось у меня как-то неправильно, ибо снаряд до монстра метров пять не долетел, бесполезно плюхнувшись на землю. Однако нежить все равно резко остановилась, а после куда более медленно и осторожно двинулась к оперенной палке с острым наконечником, покрытым человеческой кровью. И притом кровью совсем не того человека, которого монстр уже преследовал и обязательно бы догнал, когда у добычи кончатся силы на то, чтобы мчаться во весь опор. — А ну давай! Иди сюда!
Подгнивший труп гоблина подчинился и, испустив нечто среднее между стоном и рычанием, направился в сторону моего дерева. Обращенные к ней слова тварь понять не могла, мозгов у низшей нежити, а на любую иную столь прогнивший труп не тянул даже со скрипом, было примерно как у крысы. Бешенной такой крысы, охваченной нестерпимым голодом, главенствующим над всеми другими инстинктами, включая чувство самосохранения. Ну, может совсем чуть-чуть побольше. Двигаться, идти по свежему следу, драться и жрать — это все, на что подобные ходячие трупы были способны. А еще они были жадными до усрачки. Как обезьяны, которые могут засунуть лапу в кувшин с узким горлышком за зерном или фруктами, но после никуда от этой посуды не уйдут, поскольку кулак обратно не пролазит, а вытащить из ловушки пустую ладонь не позволяет жадность. Когда гнались за одной добычей, но видели другую, запросто могли переключиться на новую цель, если считали, будто ту проще задрать. Например, если она ранена и истекает кровью. Их органы чувств не гнили, ну если только чуть-чуть, однако куда важнее зрения обоняния или там слуха для подобных монстров было чутье жизни, свойственное всем немертвым. И для него маленькая алая капля сияла как маяк в ночи.
Вторая стрела оказалась удачливее, и клюнула передвигающегося на четвереньках гоблина куда-то в спину, впрочем, не нанеся особого ущерба. Это тело уже было мертво и частично разложилось, как оно могло бояться каких-то там царапин?! А третьим выстрелом я опять промазал, после чего аккуратно отложил лук в сторону и взялся за копье. Тварь достигла подножия дерева и принялась карабкаться вверх, к сожалению с классическими киношными зомби, которые могут лишь кое-как ковылять с ноги на ногу и не умеют преодолевать мало-мальски серьезные преграды она имела не так уж много общего. |