Присутствовавшие в растерянности переглянулись. Но принц, бросив на них ужасный взгляд, приказал, чтобы его немедленно оставили наедине с колдуном… с целителем! С тем, кто вернет ему жизнь! Комната сразу же опустела, и новоявленный лекарь позаботился о том, чтобы закрыть за ушедшими дверь. Потом он вернулся к больному и, когда шел к его постели, казался тому похожим на архангела-спасителя. Телесные и душевные страдания изменили облик прежнего Рено: он как будто уменьшился в размерах, если так можно выразиться, как будто усох. Про другого сказали бы, что он исхудал, но это про другого: тело Нострадамуса словно испарилось, перестало быть материальным. Только глаза горели неистовым пламенем, и можно было подумать, что вся жизнь молодого человека, вся его сердечная боль, вся сила духа, одним словом, все, что составляло теперь его существо, сосредоточилось в этом пылающем взгляде.

Итак, Нострадамус подошел к кровати. К кровати, на которой умирал дофин Франсуа, один из двух мучителей Мари де Круамар!.

Нострадамус склонился над умирающим. Он долго и внимательно, с огромным терпением осматривал больного, выворачивал его губы, заглядывал под веки, рассматривал кончики ногтей. Франсуа в неизбывной печали качал головой.

Нострадамус… Рено… Он, человек, которого никто не захотел пожалеть, в этот миг забыл, что, подобно Христу, несшему крест на Голгофу, взвалил на себя тяжкий груз человеческого страдания… Для него наступила минута, когда он вознесся над своими страданиями, когда он прощал всему человечеству целый век преступлений… Он взял умирающего за руку и с доброжелательной улыбкой сказал ему:

— Смотрите на меня…

Дофин послушался.

— Доверьтесь мне…

— Я верю! — прохрипел дофин.

Нострадамус склонился еще ниже. Его улыбка излучала теперь поистине неземную доброту. И он произнес такие странные слова, что принц, до которого они долетали словно издалека, подумал, что ослышался:

— Какое счастье, что я появился вовремя! Вы можете успокоиться, Ваше Высочество…

— Я могу успокоиться? — не веря своим ушам, пролепетал дофин.

— Да. Благословите Небо за то, что фанатичный монах приказал бросить меня в подземелье этого дворца. Должно быть, этого пожелали всемогущие силы небесные, потому что, если бы меня не было здесь, никто не смог бы вас спасти.

— А теперь? — задыхаясь, прошептал больной.

— А теперь… Раз я здесь, то могу твердо сказать: ВЫ БУДЕТЕ ЖИТЬ!

Едва Нострадамус произнес эту фразу, лицо его обрело необычайно спокойное, даже безмятежное выражение. В момент, когда эта фраза была услышана, на лицо дофина легло выражение безграничного доверия. После тяжких мук на него вместе с пылким желанием выжить снизошла убежденность в том, что он непременно выживет. Он поднял глаза на целителя и улыбнулся ему с бесконечной благодарностью, его переполняла опьяняющая радость человека, сумевшего отойти от края бездны, откуда другие уже никогда не возвращаются.

Нострадамус вынул из-за пазухи маленькую коробочку и, достав из нее какой-то грязно-белый шарик, протянул его принцу. Франсуа с жадностью проглотил снадобье. Почти в ту же минуту он ощутил, как к нему приливают силы, как он медленно, но верно поднимается с самого дна пропасти, в которую неведомо как свалился. Смерть отступила от него!

— Я спасен! — с жаром воскликнул Франсуа.

— Пока еще нет, — со спокойной улыбкой возразил Нострадамус. — Я просто дал вам лекарство, способное на время вернуть вас к жизни и заставить смерть подарить вам несколько часов.

— Как это так? — заволновался дофин. — А что будет через насколько часов?

— Да я же вам уже сказал: вы будете жить! Потому что мне с лихвой хватит этого времени, чтобы изготовить…

Нострадамус замолчал.