Фред хмыкнул в знак согласия, не находя иного объяснения: когда то Эли представил старшему брату свою единственную девушку и ждал его одобрения, а теперь вдруг съехался с женщиной, которая не желала знаться с его семьей? Эли всегда был милым мальчиком. Средним братом, который после школы ходил с мамой на рынок, таскал покупки и никогда не жаловался. Мальчиком, который рыдал всякий раз, когда мама заболевала, и который примчался из университета домой, чтобы навестить ее, когда она вывихнула лодыжку, поскользнувшись на мокрой плитке. Он был мужчиной, который советовался со своим старшим братом, прежде чем принять важное решение, и строго следил за младшим, склонным к безрассудству. Никто и никогда не мог представить его с подобной женщиной. За этим явно что то стояло. Вероятно, она что то с ним сделала, что то такое, из за чего он отвернулся от семьи и бездумно последовал за ней. Фред втихую порасспрашивал нужных людей и узнал о неких снадобьях, которые отчаянные женщины добавляют в еду мужчин, чтобы запудрить им мозги, после чего те забывают жен да родных детей и покупают дома с машинами для любовниц. Шаманы, во время войны дававшие повстанцам снадобья для непобедимости, теперь варили любовные эликсиры.

Однако Ричард придерживался иного мнения – не потому, что отрицал сверхъестественные силы, а потому, что благодаря кратким встречам с той женщиной разглядел в ней нечто, способное заманить его брата в сети. То, как она держалась: широкие плечи расправлены, а на лице такое выражение, будто она унюхала нечто тухлое. Никакое снадобье не вызовет такой самоуверенности – она исходила изнутри. И единственный человек, который мог объяснить ее поведение, лишь пытался ее защитить – или же спасти.

Эли уверял родных, что едва они узнают ту женщину получше, тотчас полюбят так же сильно, как и он. Однако ее враждебность росла пропорционально животу. При визитах Ричарда она корчила недовольную гримасу, а когда их навестила тетушка, в день ее приезда вернулась домой поздно ночью. У нее даже не было оправдания в виде работы – она уволилась почти сразу после встречи с Эли. Когда тетушка попросила познакомиться с ее семьей, эта женщина привела двух двоюродных братьев не больше двадцати лет от роду. Тетушка сразу же уехала, не желая терпеть подобного неуважения. Эли, разумеется, продолжал оправдывать свою пассию.

– Ей просто нужно к тебе привыкнуть, – заверял он маму по дороге в аэропорт. Та женщина осталась дома, сославшись на утреннюю тошноту.

– Как ты себя чувствуешь? – обеспокоенно спросила тетушка сына из за внезапного страха, что больше его не увидит – что та женщина каким то образом украдет у них Эли. Почти полночи до этого она провела на коленях, молясь Богу, чтобы он ослабил власть той женщины над ее сыном – власть, из за которой она его едва узнавала.

– Все нормально, ма, – сказал Эли и расплылся в до боли родной и любимой улыбке. – Она хорошая женщина, вот увидишь.

– Как скажешь, – ответила тетушка, не пытаясь его образумить. Она уже осознала, что эту битву нужно вести в духовной плоскости, и молча вверила сына Богу, когда они расстались у входа в аэропорт.

– Все будет хорошо, – твердила она себе во время почти двухчасового перелета.

Увы, сколько бы она ни молилась, ничего не менялось. И тогда ей в голову пришли мысли обо мне.

Глава четвертая

В субботу к нам зашел Ричард, и я рассказала ему о намерении пойти в школу модельеров.

– Отличная мысль! – поддержал он. – Поговори с мужем, когда он приедет.

– А когда он приедет?

– Во вторник.

– В этот?

– Да.

– Приедет прямо к нам?

– Ах, Афи, говорю же, придет он, придет. – Ричард улыбнулся, словно разговаривал с назойливым, но дорогим сердцу ребенком.