Нет, что ни говори, а надо чистить карму, чтобы не сгинуть в этом жутком море бушующей сансары.

«Да, да… карму…» — мысленно повторил лама, вздохнул и тяжело, полагаясь больше не на мантру левитации, а на собственные глаза и ноги, пошагал дальше по болоту.

Вот только куда?..

Все пути казались отрезанными. Фашисты, понятно, ошибки ему не простят, а путь к Двери Могущества пока что заказан. Но это — пока. Придёт его время, и он откроет Проход и выполнит предначертание своего змеиного рода. У него есть Силы, Знания, Меч… Тьфу, проклятая шаманка, теперь только ножны. Огромные, тяжеленные, но таящие всю мудрость Вечности. А лишней мудрости, как известно, не бывает…

«Светает… — Лама посмотрел на небо, на розовеющий восток, с облегчением вздохнул и понадеялся: — А может, и всё скверное уползёт вместе с ночным мороком за западный горизонт? Начнётся новый цикл, в котором…»

И замер, не кончив мысли, затаил дыхание — почувствовал поблизости змею. Гадюку. Матёрого самца. Отдыхающего, славно закусившего.

«Иди ко мне… — без слов приказал ему Лама и словно потянул за невидимую нить, связывающую его с рептилией. — Я жду…»

Ждал он недолго. У ног заволновалась трава, и показалась крупная, с зигзагом вдоль хребта, зеленовато-серая гадюка. Подползла, ткнулась треугольной головой в его армейский ботинок, вытянулась и безвольно замерла.

Лама присел, взял змею в руку, заглянул в подслеповатые, с вертикальными зрачками глаза.

— Прости, — сказал он, — так надо…

Быстро хрустнул позвонками, оторвал голову и, приникнув губами к сочащейся ране, принялся жадно сосать. Потом ногтем большого пальца распорол гадюке брюхо, выкинул недавно заглоченную полёвку и принялся есть прохладные, восхитительно освежающие внутренности. Утолив первый голод, ловко ободрал змею и положил под рубашку, поближе к телу, — пусть плоть согреется, пропитается потом, от этого она станет ещё вкуснее, будет просто таять во рту…

— Спасибо, милая, не держи зла. — Лама только собрался двинуться дальше, как вдруг увидел две человеческие фигуры, показавшиеся из-за поросшего ольшаником островка на болоте.

Кто такие, откуда взялись?..

Люди тем временем преспокойно направлялись прямо к нему. Отойдя от первоначального испуга, Лама присмотрелся и увидел перед собой двух старух.

В платках, телогрейках, с палками и корзинками, две русские бабки шлёпали через топь, куда сам он навряд ли отважился бы сунуться. По крайней мере без левитации там точно нечего было делать. Там торчал из воды рогоз, а старухи шли себе, как по ровной дорожке. Странно…

Лама собрал в кулак всю волю, вихрем закрутил энергетические «ветра» — и создал тотемного идама в виде исполинского, с рогами и хвостом, огнедышащего дракона. Из пасти чудовища вырывалось оранжевое пламя, треугольные ноздри смрадно чадили зелёным дымом, когтистые лапы чавкали в болоте, взмахи могучих крыльев гнали по трясине волну…

Вместо того чтобы впасть в животную панику и с визгом удрать, старухи вдруг громко расхохотались.

Ещё миг, и у самого Ламы вырвался надсадный крик. Помимо его воли тотемный идам начал быстро превращаться в гигантского гуся. Вот он взлетел куда-то под облака, а там за него взялись невидимые руки. Раз! — умело свернули шею. Два! — ощипали догола. Три! — снегопадом полетели белые перья, в воздухе явственно запахло жареным.

Вот так. Символ его рода попросту пустили на шкварки.

Лама снова жутко закричал, но уже не от ярости, а от страха.