Иллира съела мягкий сыр, даже не почувствовав его вкуса. Пламя позора все еще пылало в ней, озаряя непонимание, с каким относился к ней весь мир. Она ведь вовсе не требует, чтобы ее действительно уважали! Но один лишь эгоизм и упрямство не позволяли тем, кто заявлял, что якобы любит ее, понять, что ее мир — ее счастье, — закончился вместе со смертью Лиллис. Если бы они и вправду любили ее, они бы скорбели вместе с ней и отказались бы от своих бессмысленных попыток развеселить ее и заставить забыть о трауре.

Ее жизнь — трагедия, медленная панихида, которая будет безжалостно тянуться от смерти Лиллис до смерти самой Иллиры. Она стала мученицей — и это ее устраивало.

— Ты не должна так хмуриться.

Иллира отшвырнула корзинку и посмотрела против солнца. Она никак не могла разглядеть мужчину, который столь фамильярно заговорил с ней.

— Тебе следует с большей осторожностью выбирать места, где можно предаваться собственным мыслям.

Иллира не намеревалась терпеть нотаций от какого-то чужака. Да и не от чужака тоже. Ее охватило сильнейшее искушение нарушить свои обеты и запустить в незнакомца полновесным проклятием С'данзо. Но что-то удержало Иллиру — она и сама не поняла, что именно. Вместо этого она спустилась с возвышения и принялась собирать рассыпавшуюся еду.

С этой стороны солнце не светило в глаза, и Иллире удалось рассмотреть мужчину, но она так и не узнала его. На строительстве городских стен сейчас можно было услышать десяток непонятных наречий, но этот мужчина явно не принадлежал к числу строителей. Даже Темпус, вырисовываясь силуэтом на фоне кроваво-красного закатного солнца, не казался таким… таким нездешним, не принадлежащим этому времени и этому месту. Более того, Иллира не могла Видеть ни его самого, ни его тень. Сейчас, когда Санктуарий был свободен от магии, это показалось Иллире дурным предзнаменованием.

— Я свободная женщина, — раздраженно произнесла она и перебралась на другой камень. Теперь освещение позволяло Иллире взглянуть прямо в глаза незнакомцу.

— Здесь — нет.

Незнакомец говорил совершенно спокойно. Его слова не были угрозой. Простая констатация факта, который Иллира по какой-то причине проглядела. Но что можно проглядеть, сидя на забытой куче щебенки спиной к Главной Дороге?

— Посмотри вниз, — предложил незнакомец. Голос его звучал по-отечески и в то же время смущал.

— Там, где ты сидишь.

Ах, это обычная щебенка. Когда-то, давным-давно, эти камни вытесали и сложили из них стены. Пропади все пропадом, да ведь эти надписи могут быть и на ранканском! А если учесть, что они попорчены временем, да и читать Иллира все равно не умеет… Она сердито вгрызлась в яблоко.

— Ну и что?

— Разве ты слепа, дитя?

Иллира решила, что этот незнакомец в видавших виды доспехах цвета бронзы и с проницательными темными глазами вполне заслужил проклятие С'данзо. У него поубавится высокомерия, когда он почувствует на себе его силу. Иллира обратила свои мысли в древние формулы, потом порылась в памяти, выискивая ритуальные слова, которые должны были слить ее желание с Видением.

Незнакомец подскочил к Иллире, — хотя она ни словом не высказала своего намерения, — и столкнул ее с камня. При этом его ладонь плотно запечатала рот женщины.

— Дура! — воскликнул незнакомец, швырнув Иллиру на землю. — Слепая дура! Сколько раз Санктуарий был по мелочным поводам проклят мелочными дураками, не способными узнать святость даже тогда, когда они встречались с ней лицом к лицу?

Иллира встала и отряхнула юбку от пыли.