Лиоту. Я больше не вижу его четко, но помню его голос с южным акцентом — он был из Куритибы. Кажется, он стал моей первой любовью. О, вы улыбаетесь… Я не флиртовала с ним, не дразнила его, не соблазняла, не играла с ним в сексуальные игры, так что, наверное, это была любовь. Я встретила его в команде по джиу-джитсу. Спортивные команды — сплошной секс-секс-секс; все им постоянно занимаются. Мы были на соревновании — я в женской команде, легкий класс, пурпурный пояс. Он был из тяжелых, черный, пятый. Помню его вес и пояс, но не его лицо.

Папай одалживал самый яркий «мерседес» из демонстрационного зала и ехал на домашние соревнования. Поездка получалась долгой, но ему нравилось. Потом он вез меня через Жардинс, чтобы поужинать в каком-нибудь местечке подороже. Я выходила из той большой машины и чувствовала себя миллионершей.

И вот однажды он подъехал, а я не села в машину и не отправилась с ним. Я хотела пойти выпить пива с Лиоту, а потом — на вечеринку. Помню печаль на лице папай, когда он понял, что не проедет снова по руа Барано ди Капанема, проверяя меню на экране машины. Думаю, он благодаря мне тоже чувствовал себя миллионером. Он продолжал посещать турниры до самого моего отъезда в Ору-Прету, в аспирантуру. Туда ему было слишком далеко добираться, и я к тому времени начала терять интерес к боям. Год за годом кувыркаешься на мате, чтоб то новый дан получить, то пояс — ну куда это годится?

Лиоту был уже два года как мертв. Мы оставались любовниками больше года. Меня не оказалось рядом, когда его застрелили на Праса-да-Се. Я работала над курсовым проектом, когда сообщили новость. Я никогда не увлекалась политикой. Я была инженером, он — студентом литфака. Активистом. Он говорил, что я прирожденная капиталистка и не заняла никакой должности лишь потому, что пока не задумалась о политике. У меня был прагмат