– Говори, с чего там поразмыслить?
– Хозяин мой, Якшам Кудям, путь за Окою-рекой сменил. Раньше все северами ходили, Смоленским шляхом, а теперь, вишь ты, по-иному – на Тракайскую дорогу свернули. Смекай, господине, куда?
– Да в Литву, – нервно усмехнулся «воевода». – Куда еще-то?
– Еще я вызнал – путями разными, – эти двое, Асраил-хаджи с Каюм-беком, богатые подарки с собою везут, да не просто богатые, а… У меня знакомец в Новом Сарае, златокузнец, так он много чего про каменья да золото порассказывал.
– Так что везут-то?
– Шлем с золотой вязью работы изысканной, к нему – доспех наборный, пластинчатый, тоже весь в узорочье – истинно ханский! Такой только одному подарить можно…
– Витовту! – Яндыз зло щелкнул пальцами, что в тишине прозвучало выстрелом из ручницы, согнав усевшихся на вербе ворон.
Лениво захлопав крыльями, серые птицы закружили, закаркали, словно недовольные шумом.
– К Витовту едут – да! – оглянувшись, прошептал посланник. – Мыслю – хан Булат к нему послал или сам Едигей-эмир… Да неважно, кто, важно – зачем?
Царевич удивленно моргнул:
– Вижу, ты и об этом поразмыслить можешь?
– Могу, – быстро кивнул Кузьма. – Да тут и размышлять нечего, ясно все: помощи у Витовта просить эмир хочет. Против Джелал-ад-Дина… Или Керимбердея – все одно. Нету уж у эмира былой силы, а Булат-хан – так, тряпица…
– Вороны… – зримо представив братьев, зашептал Яндыз. – Как же я вас всех ненавижу, как…
Подняв голову, царевич посмотрел в жемчужно-серое небо… и вдруг вздрогнул, отпрянул, едва не упав в грязь. Показалось, будто сквозь облака смотрит на него отрезанная голова старой няньки. Если б не она…
– Вороны! – сплюнув, ощерился Яндыз. – Вороны…
Постоял, поругался и как ни в чем не бывало вновь повернулся к посланнику:
– А что за караван, сколько в нем охраны?
– Больше, чем обычно, – негромко пояснил Ордынец. – Из-за тех двоих. Сотня будет.
Царевич презрительно прищурился и ухмыльнулся:
– Путь ваш мне обскажи обстоятельно – где обычно ночуете, сколько караулов да где…
– Обскажу, господине, что знаю. – Кузьма неожиданно улыбнулся… так, как, наверное, улыбался бы серийный убийца, вонзая нож в сердце очередной жертвы. – К Якшаму-купцу у меня тоже свой счет есть. Ты его не трожь, господине, а? Пусть моим будет.
– Пусть.
Первое желание Яндыза было – убить! О, знал он хорошо обоих, правда, виду не показал – зачем? Асраил-хаджи, Каюм-бек – все с Булатом к власти пришли, он – к большой, они – к той, что поменьше. Асраил – хитер и коварен, Каюм-бек – решителен, храбр… и глуп. Ну зачем сабле мозги? За нее хозяин думать должен. Если б не та задержка на охоте, если б не посланный старой нянькой вестник, вполне возможно, полетела бы с плеч голова несчастливого царевича Яндыза, срубленная острым клинком Каюм-бека! Его воины – отъявленные головорезы, надо принять в расчет… так и сотни Яндыза не в чистом поле найдены! Тем более, их ведь и больше, так что… Убить! Убить! Придушить смрадных гадов, срубить обоим головы, как они ему хотели когда-то… убить… убить… Убить? Нет! Сперва пытать надо! А потом к Василию-князю доставить – вдруг да выйдет что-то в Орде замутить в своих интересах? Вдруг да получится? И тогда он, Яндыз, очень может быть…
О-о-о! Пришпорив коня, чингизид застонал, закусил губу, прогоняя только что взлелеянную самим собою мечту, прогоняя не потому, что мечта эта несбыточная, а лишь по одной причине – не упустить, не сглазить! И тогда да поможет Всевышний!
Воины царевича нагнали купцов быстро – на полном скаку взлетев на вершину поросшего редколесьем холма, Яндыз увидал внизу вереницу серых, приплюснутых жемчужно-свинцовым небом кибиток, перемежавшихся вьючными лошадьми и всадниками в шлемах и с копьями. |