Света оказалась очень хорошей любовницей. На счастье Доброва, его мать, женщина также весьма эмоциональная и сохранившая способность нравиться мужчинам и в шестьдесят с лишним, в очередной раз в своей жизни вышла замуж и ушла жить к мужу. Ее однокомнатная квартира всегда могла, таким образом, доставлять ее сыну радость общения с противоположным полом. Именно там и проходили встречи Доброва со Светланой Гордеевой, женой преуспевающего бизнесмена и владельца сети магазинов.

И совсем вылетело из головы опьяненного весной ученого, что скоро к нему должны наведаться представители Фонда развития свободного человека, который невольно спонсировал авантюрно-любовные похождения Александра Николаевича.

Добров в отчаянии посмотрел на календарь. Совсем скоро… Осталась всего неделя…

Что касается его статей, то за них он был более-менее спокоен. В голове они уже выстроились, и их нужно было только перевести в файлы. Добров умел работать, когда хотел, и работу эту мог сделать за короткое время. Однако за деньги, предназначенные для покупки техники, тем не менее надо было отчитываться.

Необходимо было срочно найти тысячу долларов.

У своих знакомых Добров одолжиться не мог. Во-первых, сумма была достаточно крупная. Во-вторых, занимал он постоянно. Это был своего рода стиль жизни. Жизнь взаймы.

Правда, Добров деньги отдавал всегда. Однако сейчас, представляя скептические физиономии своих экономных и рачительных знакомых, которые в очередной раз убедятся, что из Доброва толка как не было, так и не будет, Александру Николаевичу становилось не по себе.

С невеселыми мыслями о жизни и его, кандидата наук Доброва, нетвердом и зыбком месте в ней он и пришел с бутылочкой водки апрельским вечером к другому кандидату наук, доценту кафедры истории средних веков Сергею Семечкину.

Семечкину было тоже около сорока лет, и он, в отличие от семейного Доброва, был разведен. Злые языки, знавшие и того и другого, шутили, что если Доброва можно было с полным основанием назвать Казановой-практиком, то историка Семечкина — скорее донжуаном-теоретиком. Он был долговяз, худощав, мускулатура его была, прямо скажем, не очень развита, и у женщин он особым успехом не пользовался.

— Блин, Серега! — стукнул по столу Добров после третьей. — Скажи, почему у меня все в жизни через мягкое место? Как ты думаешь, а?

— Какое же мягкое, Шура? — удивился Семечкин. — У тебя, по-моему, броня по-прежнему крепка, а танк весьма быстр и пронырлив…

Семечкин красноречиво скосил взгляд в сторону добровских брюк.

— В этом-то и проблема, — тяжело вздохнул Добров, наливая еще по одной.

— Ты скажи поконкретнее. А то мне эта твоя метафизическая обтекаемость уже в зубах навязла!

— Что может быть конкретнее тысячи долларов за неделю?! — сокрушенно воскликнул Добров.

Семечкин нахмурился.

— Кто это тебе предлагает такие деньги? — настороженно спросил он. — Может быть, и я на что сгожусь…

Вздох Доброва приобрел оттенок ярости.

— Ты что, вообще, что ли, двинулся там среди твоих любимых итальянских средневековых схоластов? Мне нужно найти за неделю штуку баксов. Иначе…

И он провел ребром ладони себе по горлу.

— Ну, у меня таких денег нет. — Семечкин широко развел руками и выразительно посмотрел на Доброва своими карими глазами.

— А я на тебя и не надеюсь, — мрачно ответил Добров. — Надо где-то брать, а брать негде…

Семечкин задумался.