Религия, семья, прошлое теперь воспринимаются без унизительного оттенка. В этом отношении современный неф через два десятка лет повторяет блестящий маневр Кинга: уход и возвращение. Он впитал лучшее из обоих миров: достоинство, которое можно было усвоить лишь «снаружи», и традицию, облагороженную достоинством. Кинг был пионером.
Он всегда оставался убедительным проповедником. Другие активисты-правозащитники — юристы, учителя, писатели. Они хорошо усвоили язык белого человека, пожалуй, слишком хорошо. Кинг тоже изучил этот язык, но не до такой степени совершенства. Бэйярд Растин с высоким, профессионально поставленным голосом и грассирующим «р» не был бы столь убедителен во главе марша. То же самое можно сказать и о других «респектабельных» лидерах первого поколения. Тончайший ломтик арбуза застрял бы у них в горле. Это не относится к Адаму Пауэллу, но его шарм отмечен лихим, несколько хулиганским налетом, в то время как Кинг — «дядя Бен» с ученой степенью, Билл Бэйли, вернувшийся домой — и перевернувший дом вверх тормашками. Именно этим он взбесил южан больше, чем все Стокли и Рэпы вместе взятые. Они увидели новое лицо своего «ниггера», они ощутили его спокойную мощь.
Спокойное достоинство Кинга вовсе не означало пассивности. Его время не прошло, оно только начинается. Он умер на марше, по пути на негритянский пир, с доброй старой мамалыгой, жареной зубаткой, рульками да огузками. Биограф несколько нервно отмечает его склонность к «этническим лакомствам», к пище «соул». Он никогда не забывал, где его душа. Ему нечего было стыдиться. Его жизнь говорит о многом. О том, что Юг еще скажет свое слово. И о том, что негру не нужно искать самоутверждения где-то в далеких краях — можно оставаться на американской почве. И даже о том, что Бог баптистского проповедника может пока что не уступать позиций Аллаху. Бог не умер. Погиб один из его пророков.
Том Вулф
Радикальный шик и Как сломать громоотвод
Я совместил здесь два отрывка, чтобы проиллюстрировать прием, который можно обозначить как «рассказ очевидца». Первый фрагмент, «Радикальный шик», относится к социальной среде Парк-авеню , отсюда и соответствующая тональность. Во втором фрагменте, «Как сломать громоотвод», действуют совершенно иные персонажи — обитатели трущоб Сан-Франциско, «цветные» бунтари. Соответственно меняется интонация повествования, хотя я и отказался от чрезмерного расцвечивания лексики.
Обе истории опираются на детали социального статуса, облегчающие читателю проникновение во внутренний мир персонажей. Я умышленно противопоставил «верхи» общества «Радикального шика» «низам» «цветного» гетто Сан-Франциско. Занять нейтральную позицию представляется возможным, пожалуй, лишь в начале первого отрывка. Мне намекали, что эпизод бессонницы Леонарда Бернстайна является плодом моей собственной фантазии. На самом же деле все детали этой сцены, включая замечания «негра за роялем», приводятся по книге «Частная жизнь Леонарда Бернстайна», написанной его другом Джоном Грузном.
И последнее. Меня обвиняли в том, что я якобы тайком пронес в дом Бернстайна магнитофон и записал диалоги, которыми переполнен «Радикальный шик». Спасибо за комплимент, но все происходило несколько иначе. Я пришел на вечеринку к Бернстайну с целью задокументировать это событие, открыто заявился с блокнотом и шариковой ручкой и весь вечер строчил на виду у присутствующих. Кстати, пронесенный контрабандой магнитофон не смог бы обеспечить такую точность, ибо при оживленном обмене репликами иной раз очень трудно разобрать с ленты, кто что произнес.
Т.В.
Радикальный шик (отрывок)
Два, три, четыре часа ночи — что-то в этом роде. |