— Эй, на лодке! — окликнули нас с борта канлодки.

Кричали английском, в Шанхае это был международный язык. Да и вряд ли кто из команды знал китайский, а тут знатока хоть как да найдёшь.

— Свежая лыба, сэл, свежая лыба, — как картавят обычно китайцы, крикнул я в ответ, кутаясь в накидку. — Ещё лис.

Уверен, за канлодкой со стороны наблюдают и любая лодка привлечёт внимание, поэтому и такие напряги с маскировкой.

— Рыба с рисом? — задумчиво пробормотали с канлодки на русском, явно пробуя эти слова на вкус, после чего ответили на английском. — Ладно, подходи к правому борту, спустим забортный трап.

— Гребите к правому борту, — тихо велел я двум казакам, что сидели на вёслах, моряки с «Отрока» остались на джонке, готовя её к выходу. Требовалось там провести некоторые процедуры, сама джонка уже больше года стояла на якорной стоянке и требовала заметного ухода.

Как только шлюпка подошла к правому борту канлодки, я бросил наверх веревку, чтобы вахтенный закрепил конец, а сам руками о забортный трап погасил скорость и вторым концом привязал к нему лодку. К нам уже спускалось два моряка, сверху поглядывал офицер в звании мичмана, поэтому часто кланяясь русским морякам, я тихо сказал ближайшему на русском языке:

— Я, Максим Ларин. Отведи меня к командиру «Маньчжура».

Тот несколько удивлённо покосился на меня, рассматривая лицо, потом на казаков, убеждаясь, что мы славяне. Один из казаков, Рустем Закиров, из казанских татар, улыбнулся белозубой улыбкой и негромко спросил:

— Что, не веришь? Из Японии мы. Из плена бежали. Его благородие выручил, освободил.

— Делайте вид что всё идёт как и прежде, мы китайские рыбаки, привезли вам рыбу и рис, а ты проводи меня к капитану корабля, — быстро велел я.

— А шлюпка-то корабельная… Прошу за мной, — припросил тот и пока второй осматривал корзины и два мешка с рисом на дне лодки, мы поднялись по трапу на палубу «Маньчжура».

Матрос первым с немалой ловкостью и сноровкой взлетел наверх и что-то шепнул на ухо встревожившемуся офицеру, тот сверху не мог не заметить наше общение. Судя по округлившимся глазам мичмана, матрос с ходу выдал кто мы. В принципе правильно сделал. Передав меня с рук на руки своему вахтенному офицеру, тот по приказу быстро вникшего в суть дела мичмана поспешил дальше изображать обычную суету при покупке продовольствия. То есть спустился в нашу шлюпку помогать напарнику. Я продолжал изображать китайца, то есть кланялся всем подряд, офицерам глубоко, унтерам, уже меньше, но мы всё же добрались до каюты, что занимал исполняющий обязанности капитан канлодки. Кстати, не каюту капитана, Краун до сих пор числился её реальным командиром, а старпома.

Пока мы шли, мичман, не смотря на мои маскировочные действия, из команды похоже так никто и не понял что я не китаец, то есть не местный, всё же не удержался и при возможности, когда не было свидетелей, быстро спросил:

— Скажите, а вы действительно тот самый Максим Ларин?

— Что значит тот самый? — заинтересовался я, разгибаясь у двери в каюту. Мы уже спустились вниз, так что надобность в маскировке отпала.

— Тот самый что потопил броненосцы Того в первый день войны и навёл панику в Сасебо чуть позже.