Погода действительно портилась. Море и небо становились одинакового цвета, и волны поднимались все выше. «Аскья» убрала некоторые паруса и уходила от надвигавшейся бури. Довольно быстро достигли Педстоу, курортного места с небольшим портом у устья реки Кемел, как раз вовремя, чтоб избежать шквального ветра, и целых два дня провели в этом месте, к большому огорчению деда, потому что сокращалось время, которое он предполагал посвятить путешествию. Придется возвращаться быстрее, особенно, если испортится погода.

Пребывание здесь скрасило чтение. На борту была маленькая библиотека с книгами на морскую тему, и Мелани с наслаждением погрузилась в путешествия Бугенвиля. Дед научил ее увлекательной игре в безик, и для нее, по крайней мере, время прошло незаметно. И как только океан стал спокойнее, шхуна пустилась так поспешно в обратный путь, что это даже огорчило Мелани. Казалось, дед ужасно торопится возвратиться! Со скоростью ветра пронеслись между грозными скалистыми берегами Корнуолла и островами Силли, которые лишь слегка вырисовывались в густом тумане, но все-таки остановились, чтобы осмотреть Маунт-Бай, глубокую бухту, которую закрывает Сен-Микаэль, величественная гранитная гора, прибавлявшая в высоте из-за выстроенного на ней в античные времена замка. Побережье было здесь особенно очаровательно: его скалы были покрыты розовым «олимпийским газоном», на котором росли редкие тамариндовые деревья, эти «ледовые растения» с припудренными, словно покрытыми изморозью, толстыми листьями и яркими цветами. Постояли на якоре у Пензанса, но этот порт, куда сходились дороги со всего безлюдного низменного побережья, населенного фантомами, показался Мелани печальным. Наверное, потому, что солнце уже не светило так ярко, как прежде. Близился октябрь, и в Полперро прибыли, когда шел проливной дождь. В порту на молу стояла Фройлейн, одетая в плащ и солидные башмаки. В темной одежде под проливным дождем она была похожа на женщин с этих островов на краю света – Уессан и Сейн, – «дочерей дождя», которые целыми днями, без устали ожидают появления парусника или высматривают силуэт хорошо знакомого корабля.

– Она ходила в порт, по крайней мере, три раза в день, – сказала танком миссис Полдхью. – Я думаю, дорогой Тимоти, что она предпочла бы бесконечно пребывать в агонии внутри вашей яхты, чем сидеть перед камином в моей гостинице, поставив ноги на решетку; она вздыхала так, что разрывалось сердце.

– Такому человеку можно доверять! – сказал дед. – Она вернется на мою яхту. У этих немок невероятное чувство долга… Признаюсь, что мне даже совестно, что ей придется вынести новое путешествие! Я не должен был бы ее брать с собой…

– Она никогда бы не согласилась, чтобы я уехала без нее, – сказала Мелани. – Хорошо, что она нам позволила уехать на эти несколько дней.

На следующий день было решено, что Фройлейн взойдет на борт «Аскьи», и она ступила на нее, как Ифигения на жертвенный алтарь. Но зная, что ее ожидает, она, зайдя в каюту, положила около себя салфетки, поставила таз и воду с мятой, сунула под подушку портрет своего жениха и легла с твердым намерением не сдвинуться с места до самой Франции.

Ее стоическое поведение удивило, наверное, даже море, которое по отношению к ней проявило на этот раз милосердие, и по истечении пятидесяти часов Фройлейн ступила твердой ногой на набережную Сен-Сервана, куда шхуна стала на якорь у подножия башни Солидор. Она даже мило улыбалась, в противоположность своей воспитаннице, которая хотела бы продолжать свое прекрасное путешествие и поэтому с расстроенным лицом попрощалась с капитаном Ле Моалем и его командой, ответившей ей многоголосым приветствием.