– Да… но…

– Нет никакой причины менять что бы то ни было. Бал состоится двадцать седьмого октября, в день твоего рождения, у меня в доме. Кстати, Альбина, зачем идти к Пакену? Я предпочел бы Дусе. Я считаю, его вещи изящнее.

– Отец! – возмущенно сказала Альбина, явно обрадовавшись тому, что снова стала ногами на твердую почву. – Как вы можете знать, что больше всего подходит для молодой девушки? Почему бы в таком случае не повести ее к вашему портному Шарве?

– Что бы вы ни думали по этому поводу, мне приходится интересоваться тем, что носят мои современницы… и я предпочел бы, чтобы это был Дусе!

– Мадам Люсиль у Пакена прекрасно знает, что может подойти этой крошке.

Альбина нервничала все сильнее, и дед решил прекратить этот разговор. Мелани, поцеловав мать и деда и попрощавшись с Франсисом, который ей очень нежно улыбнулся, тут же отправилась в свою комнату, где Фройлейн распаковывала багаж с помощью камеристки. В этот день Леони отдыхала, и ее заменила другая. Как показалось молодой девушке, все в ее комнате, прежде такое родное, изменилось. Может быть, потому, что она теперь на все в ней смотрела другими глазами. Обои из голубого шелка – комната была подготовлена для мальчика, на это надеялась Альбина, а рождение девочки так ее разочаровало, что она не сочла нужным даже сменить цвет – были все те же, и Мелани, которая укрывалась здесь со своими мечтами, с удовольствием на них смотрела снова, но после ласкового шелеста морской воды эта спокойная обстановка ей казалась неинтересной и даже несколько мещанской. Она предпочла бы, чтобы здесь были яркие обои, отливающие разными цветами, и пышные большие зеленые растения, которые напоминали бы ей далекие края с необыкновенной цветовой гаммой… Сейчас же она валилась с ног от усталости, так как день был очень длинным и изматывающим. Поэтому, Мелани, как только коснулась лицом подушки, свернулась калачиком, даже не раздеваясь, обхватила голову руками и тут же уснула, как сурок, надеясь увидеть прекрасный сон, в котором ей снова явится Франсис. Как бы там ни было, она, конечно, теперь будет его видеть, так как он стал завсегдатаем в доме. И одной этой мысли было достаточно, чтобы отныне видеть жизнь в розовом свете.

Но она глубоко ошибалась.

Итак, визит к Пакену разочаровал ее. В золотистом салоне дома номер пять по улице Ля Пе, где десять лет назад банкир Изидор Пакен и его жена занялись швейным ремеслом, к ней подошла совершенно бесшумно женщина высокого роста, одетая в черное шелковое шуршащее платье, из-под которого виднелись длинные ноги, обутые в остроконечные башмаки. Несмотря на свои извилистые формы, которые создавались благодаря хорошо сшитому корсету, эту даму можно было сравнить с лошадью, но лошадью, говорящей с необыкновенным пафосом. Сначала эта дама и Альбина несколько минут состязались в «политесе», а затем, совершенно не обращая внимания на Мелани, принялись рассматривать модели, и смена каждой из них сопровождалась «речитативом»: «для очень молодой девушки, дорогая мадам».

Однако совещание было недолгим. Абсолютно не считаясь со вкусом дочери, Альбина выбрала темно-зеленый костюм, обшитый черным сутажем, бархатное платье коричневого цвета, с отделкой из тафты того же цвета, безоговорочно отметя белые кружева, которые смягчили бы его строгость, и, наконец, для знаменитого бала белое шелковое платье с неимоверно большим количеством кружев «ренессанс» (кружева, сделанные из шелкового шнура на тюлевом фоне), помпонов и маленьких петель, которое Мелани очень не понравилось. Она не скрывала своего разочарования, поскольку это платье без всякого декольте было с высоким гипюровым воротником на китовом усе, поднимающемся до мочек ушей, и с рукавами, доходящими до локтей.

– Это не бальное платье, а платье, в котором дают обет послушания в монастыре.