— Я думал, мы поговорим, —  немного обиженно сказал я, неловко раскатывая свою пенку. —  Ну… костёр и всё такое… —  и смутился. Юрка устроился наконец максимально удобно и улыбнулся — я увидел блеск зубов в свете костра:

— Можно поговорить. Давай, начинай. Но посмотришь, что из этого получится.

   Я поспешно улёгся, тоже покрутился и затих, глядя в сияющее небо. Хотел спросить Юрку… о чём?то.

   О чём — не помню.

10. Я С Н О П О Л Ь Е

   Последние три часа мы шли по незаметному глазом, но явному для тела, особенно ног, подъёму. Это куда хуже, чем, скажем, очень крутой, но короткий склон. Я промок насквозь, не только майка и камуфляж, но и стенка рюкзака промокла, ноги в кроссовках скользили, а воздуха не хватало, и я поймал себя на том, что часто болезненно зеваю. Да что там — я бы вообще сдох на этом подъёмище, если бы не моя походная закалка.

   Юрка тоже явно устал — время от времени он небрежно смахивал со лба пот ладонью. А точнее — размазывал его, потому что ладонь тоже была мокрой. В сторону летели брызги. Я бы начал на него злиться, скажи он хоть слово типа «ну ещё немного осталось!» или «ты как там?» Но он просто шёл впереди меня.

   Как?то незаметно позади остался мокрый ельник в тенистой низине, потом — снова обступившие нас на короткое время дубы. Дорога тоже где?то потерялась. Мы шли редким сосняком. Я таких сосен не видел ни разу в жизни. Они были не просто огромные. Кроны возносились на толстых — в два обхвата! —  золотисто–алых, как червонное золото, стволах на высоту не меньше чем десятиэтажки. Подлеска почти не было, землю засыпал слой иголок (и он был скользкий, от чего желание любоваться окружающим слегка угасало). Сосны росли далеко друг от друга и напоминали колонны в храме. В храме, где звучала музыка. Тут, внизу, было тихо, но, наверное, наверху никогда не прекращался ветер, потому что я слышал ровный могучий гул крон и видел, как они раскачиваются.

   Если бы сейчас строили такие храмы — я бы непременно был верующим.

   А сколько в здешних лесах было жизни! Нет, сосняк как раз оказался почти безжизненным, только пару раз я видел на стволах любопытных белок, да три или четыре раза замечал гадюк, стремительно скользивших прочь от нашего пути. Но до этого — я не уставал поражаться обилию и разнообразию живых существ. Все они были непугаными. Это смешило и глупо умиляло. Я подозревал, что и волки, и рыси, и кабаны тут тоже непуганые — а тут уж чему умиляться… Но поди ж ты.

— Смотри, —  вдруг сказал Юрка, прервав мои размышления. Он остановился, а я — как заведённый автомат — ещё пару секунд шагал, переставляя ноги, пока не понял, что Юрка стоит перед камнем — высокой бесформенной серой гранитной глыбой, у которой, тем не менее, была гладко срезана обращённая к нам грань. На этой грани белели ровно высеченные и аккуратно залитые пластиком строчки:

— Пришли, —  сказал Юрка и подбросил на спине рюкзак. —  Километр остался. Всё.

   Он посмотрел на меня и с улыбкой подмигнул. Я подмигнул тоже. Мы обошли камень с двух сторон и налегли на этот самый последний километр…

   …Сосны отступили, и последние полкилометра мы шагали по грудь в высокой траве. Здесь дул сильный и ровный тёплый ветер — в лицо, отчего идти было ещё труднее. Горячее небо выглядело серым, размытым. На Земле я бы решил, что сейчас будет гроза, но при здешнем солнце такое небо наоборот предвещало устойчивую жаркую погоду. Стрекотала по сторонам разная мелочь, перепрыгивала с травинки на травинку.