В эту же минуту как раз с воспламенившегося со всех сторон дома с ужасным треском и шумом скатилась часть крыши, и к небу взвился огромный столб огня.

Его должны были увидеть с моря миль за тридцать и далеко от берега до пика Грейстиль — самой высокой восточной оконечности Каульдерских гор.

ГЛАВА IX

Повествует о том, каким образом Норсмаур осуществил свое мщение

Я не в состоянии описать то, что последовало за трагической минутой смерти Хедльстона. Все в моих воспоминаниях тут смешалось, как мучительные и беспорядочные перипетии кошмара. Клара, помнится, глухо вскрикнула и упала бы, если бы я и Норсмаур не поддержали ее бесчувственное тело. На нас никто не напал — я не мог бы этого забыть; никого даже мы не видели. Мы бежали, охваченные, вероятно, паническим страхом, с Кларой на руках; помню, я держал ее то один, то вместе с Норсмауром, то силой отбивал от Норсмаура дорогую для меня ношу. Как мы добрались до леса и разыскали мою пещеру, это совершенно исчезло из моей памяти. Первым ясным моментом мне рисуется следующий: Клара в обмороке лежит около самой палатки, а мы с Норсмауром боремся, упав оба не землю, и он с немой яростью бьет меня по голове рукояткой своего револьвера. Он два раза ударил меня по черепу, — очевидно, до крови, — и от этой, вероятно, небольшой потери крови прояснилось мое сознание. Я схватил его руку с револьвером.

— Норсмаур! — проговорил, помню, я. — Вы потом меня убьете. Сперва спасем Клару!

В эту минуту Норсмаур имел надо мной верх. Однако как только он услышал мои последний слова, тотчас вскочил на ноги и бросился к палатке. Схватив бесчувственную Клару, он прижимал ее к сердцу и осыпал поцелуями и ласками.

— Стыдно! — кричал я. — Норсмаур, стыдитесь!

И, несмотря на сильное головокружение, я подбежал и начал его бить кулаками по плечам и голове.

Он оставил свою добычу и, взглянув на меня в упор, проговорил:

— Вы были подо мной. Я мог вас убить. Я вас отпустил, а вы на меня снова напали, ударили! Подлец!

— Сами вы подлец! Хотела бы она ваших поцелуев, если бы могла их чувствовать? Она возмутилась бы! И теперь она так долго в обмороке, что может сейчас умереть, и вы губите дорогое время, да еще злоупотребляете ее беспомощностью. Отойдите! — крикнул я. — Я должен ее спасти!

Он на мгновение побелел от гнева и чуть на меня не ринулся, но вдруг отошел в сторону.

— Делайте, что хотите! — проговорил он тихо.

Я бросился на колени перед Кларой и поспешно, как только умел, начал расстегивать ее платье и лиф, но не успел еще окончить, как почувствовал, что Норсмаур, схватил меня за плечо.

— Прочь от нее руки! — крикнул он с остервенением. — Думаете, что у меня больше нет крови в жилах?

— Норсмаур! — прокричал я в ответ. — Вы сами ей не помогаете и мне мешаете, что же мне остается — вас убить?

— Вот это лучше! — продолжал он тем же криком. — Пусть она тоже умрет с нами. Прочь от нее! Выходите на бой!

— Вы заметьте, — сказал я, поднимаясь на ноги, — что я даже не поцеловал ее!

— Не посмели! — продолжал Норсмаур.

Не знаю, что со мной сделалось. С одной стороны, я не побоялся угрозы Норсмаура; с другой — не решился расцеловать мою дорогую Клару со всей глубиной моего чувства. Я медленно опустился на колени перед ней и, не обращая на Норсмаура никакого внимания, освободил ее лицо от рассыпавшихся в беспорядке волос и тихо, с глубокой почтительностью, приложил на мгновение свои губы к ее холодному лбу. Это была нежная ласка, которую мог бы оказать только отец своей дочери, а не мужчина, которому угрожала немедленная смерть, — женщине, почти мертвой.