А умение закрывать глаза в нужном месте и в нужный момент у Ильи было в крови. Не зря же злые языки поговаривали, будто его дедуля и его папуля становились членами ЦК КПСС исключительно благодаря членам членов Политбюро. Что делать – тогда другой валюты попросту не было, не то, что в нынешние цивилизованные времена…
Но делать было нечего. Катя подошла к старинному венецианскому зеркалу и критически посмотрела на себя и на свое серебристое, облегающее длинное платье с вызывающим декольте и модным разрезом снизу, открывающим ее ноги. Пока еще весьма красивые ноги, к которым еще не так давно многие богатенькие Буратины готовы были положить целые состояния – не чета илюхиным копейкам. Хотя Буратины, конечно же, врали, а Илья ее действительно любит. Но свой банк он любит еще больше.
Катя слегка припудрила лицо, окутала себя облачком духов из золотого флакончика, и уже было направилась к лестнице, как вдруг случайно бросила взгляд в сторону другого окна. Оттуда открывался красивый лес на сосновую рощу, а далее – на широкое поле, которое пересекала голубая лента Москва реки.
По полю шел одинокий путник. Он то и дело останавливался и оглядывался по сторонам. Казалось, он кого то высматривал, словно кого то опасаясь. Ну что ж, обычное дело. Возле лесов нынче ходить небезопасно. Многие леса были проданы на аукционах, и неосторожный путник запросто мог подвергнуться нападению «за вторжение в частную собственность». Люди из низов никак не могли привыкнуть, что некогда общие леса стали уже чьими то. Еще труднее было привыкнуть к тому, что в лесах, еще оставшихся в собственности государства, ныне нередко таились шайки варваров, состоявших из бывших бомжей, нищих, неудачников, беглых преступников, наркоманов, дегенератов, коммуняк, сектантов, экстремистов, безнадежных больных и прочего отребья. Одинокому, а тем более невооруженному человеку, в это неспокойное время поход за грибами или ягодами грозил большими неприятностями.
Катя подошла к двери, распахнула ее – а затем почему то вновь посмотрела в дальнее окно спальни.
Путник уже стоял на невысоком холме и, заложив руки за голову, смотрел в высокое синее небо, где в зените ослепительно сияло не по осеннему жаркое солнце. Нет, этот человек вряд ли чего то или кого то опасался. Зачем же он то и дело оглядывался по сторонам?
Неожиданная мысль потрясла Катю: да он же попросту любовался окрестностями! А любоваться было чем. Дед как то ей рассказывал, что сюда, в Знаменки, некогда приезжал сам Великий и Ужасный Вождь. Он поднимался на Катюхину гору, что находится в конце села, напротив места, где Истра впадает в Москва реку, и часами любовался типично русской панорамой. Оттуда, с Катюхиной горы, были видны сразу три церкви, в том числе и знаменитый храм в Уборах. Якобы вождь всех народов говорил, будто красивей места нет нигде на свете, и эти его слова спасли три древних храма от разрушения… А еще раньше на эту гору вроде бы любила подниматься императрица Екатерина Вторая, в честь которой холм и получил свое название.
Но это было давно, очень давно. Катя прожила в этих местах почти шесть лет, но ей даже в голову не приходило подняться на Катюхину гору, или хотя бы просто выйти на поле возле Москва реки, чтобы полюбоваться окрестностями, так это делал незнакомец.
Почему то сердце Кати вдруг сильно забилось. Ей вдруг показалось, что тот странный человек на холме сыграет важную роль в ее пустой и никчемной жизни.
Илья старался. Он излучал невероятное радушие, старался выглядеть веселым, радушным, щедрым до глупости хозяином. Играть такое было очень непросто, поскольку «золотая рота» оправдывала самые худшие слухи. Пьяные, окурившиеся, наглые сосунки набросились на его усадьбу, словно туча саранчи. Бесстыжие девки тотчас посбрасывали с себя остатки одежды, и с разбегу попрыгали в бассейн (хорошо, что он с утра велел подогреть воду!) Воздух огласили дикий визг и отборный девичий мат. |