И вот, гордо выпятив грудь, наш галльский петушок вошел в зал. Дьявольщина! Декор напоминает ворота Сен-Мишель. Огромный зал, точно неф кафедрального собора в стиле Альгамбры; колонны и свод украшены мозаичными панно, на стенах разноцветная обивка, ноги утопают в теплом ворсе восточных ковров, высокие окна выходят на террасу, откуда открывается великолепный вид. Все это слегка напоминает театральные декорации, однако очень красиво.

В глубине, под балдахином, возвышался трон. Не кресло, а нагромождение подушек, шелка, бархата, золота, серебра.

— Потрясающе! — подумал Тотор. — Но меня почему-то не покидает ощущение, будто все это липа. Вкуса им явно недостает!

В зале было много солдат — арабов и негров: белоснежные одеяния вперемежку с пестрой униформой.

Заинтриговало Тотора то, что он увидел у подножия трона, немного правее от центра: какой-то резервуар непонятного предназначения, что-то вроде большого таза из меди или золота, диаметром метра в два, возле которого стоял высоченный негр, ростом не менее шести футов, небрежно опираясь на гигантскую саблю без ножен.

По другую сторону от трона Тотор заметил группу людей и…

Верить ли глазам? Сон это или кошмар?..

Меринос, Меринос собственной персоной! Руки связаны, лицо бледное и равнодушное. Он явно утомлен.

Но жив, жив, черт побери!

Тотор расхорохорился и, не обращая внимания на важных придворных, на вооруженную охрану и мусульманское духовенство, заорал во все горло, так что стены величественного зала задрожали.

Ему ответил такой же радостный, счастливый крик.

Поначалу Меринос не заметил вошедшего Тотора, но, узнав его, тотчас захотел было протянуть другу руки, однако помешали кандалы.

— Негодяи! — вскричал Тотор, пытаясь пробиться сквозь толпу.

Его не пропустили. Солдаты сомкнули ряды, и Тотор вынужден был остановиться.

Он смотрел на Мериноса. Того тоже оттащили назад, и великан с обнаженной саблей встал рядом.

Тотора била дрожь, кровь кипела, и невыразимая радость наполняла душу. Меринос! Его Меринос жив!

Но другу тоже грозила опасность. Впрочем, следовало вести себя осторожно. Не стоило дразнить гусей, не то быть беде. Вероятно, все это плохо кончится. Но, по крайней мере, они умрут вместе, рука в руке, как братья.

Между тем почтенное собрание глухо волновалось и Тотор ощущал на себе недружелюбные взгляды. Но тут зазвучали фанфары, и толпа всколыхнулась. Военные вытянулись в струнку, высоко подняв ружья, иные обнажили сверкающие сабли. Имамы склонили головы и сложили руки в мусульманском приветствии.

В нише за троном отворилась дверца.

— Гляди-ка! Кот! — негромко произнес Тотор.

У трона стоял султан Си-Норосси, и более точного сравнения нельзя было придумать. Небольшого роста, довольно толстый человечек; под тяжелым тюрбаном — широкое квадратное лицо с реденькой, всклокоченной бороденкой. Глаза казались круглыми, остановившимися и совершенно невыразительными.

Послышались ритмичные восклицания, долженствовавшие, по всей видимости, означать: «Да здравствует Си-Норосси!» Тотор молча ждал.

Султан раскинулся на подушках. Рядом возник бен Тайуб, высокий, красивый, точно сошедший с литографии; лицо его было сурово и замкнуто.

С другой стороны, но на ступеньку ниже, встал немец фон Штерманн.

«Арабский костюм идет ему как корове седло!» — подумал Тотор. Он ненавидел фон Штерманна, ибо хорошо запомнил рассказы Риммера.

Си-Норосси подал знак. Перед ним поставили инкрустированный перламутром и медью табурет с чашкой дымящегося черного кофе. Негр на коленях поднялся по ступенькам трона и поднес султану кальян, который тот небрежно взял в рот, полузакрыв глаза и не говоря ни слова.

В зале воцарилась тишина.