— Игорь, — вырывается у меня. — Пошлость, но… давай будем друзьями? — Что руководит мной, когда я произношу это? Жалость? Нет, ни жалости, ни сострадания я не испытываю и, может, презираю его даже… Ах, вон оно что! Я просто слабовольно играю в некий отвлеченный гуманизм. Мальчишка… Наивный, глупый, пустой. Я поняла бы скорее самый невероятный поступок, даже насилие над собой, нежели эти его жалкие слова…

— Пока, — мямлит, и дверь захлопывается.

Все-таки жаль его… Хотя, что жалеть? Блажь нашла! Поклонничек — одно слово. Но поклонение это — наверняка не к личности, а к известности. Обыватели, а он из них, повально любвеобильны к знаменитостям только за то, что они знаменитости. Все, неприятен мне этот Игорь, и точка, и новый абзац. Одно беспокойство. Дурак какой-то. Нет, вот тип, а?! Корреспондент! Да и Володька тоже… Прилипалы! Кстати. Ну а кто такой этот Вова? Начинающий поэт. Сколько их? А сколько начинающих актеров? Мота бы я поставить хоть на одного? Нет, дорогая, слишком рискованная игра. Этими мальчиками можно несерьезно развлечься лет в пятьдесят. А тебе еще рано. Ладно, было — забудем.

Я открываю окно, скоренько убираю со стола пустые чашки, останки недоеденного кекса и выстуживаю комнату. Обожаю спать в холодной комнате под теплым одеялом.

Игорь Егоров

Неделю в безумном, запойном веселье отгулял на свадьбе Михаила. Прихватил туда Ирочку, принятую всеми за мою невесту. Я против такой версии не возражал, тем более ей она была явно по душе. Бедная девочка… влюбилась в меня, обормота. Как я ее понимал! И как неловко было видеть перед собой ее глаза — любящие взахлеб, без оглядки… Однако — у каждого свое персональное горе. С Мариной я объяснился, ничего это, естественно, не дало — обоим было неуютно и принужденно, но в целом мне полегчало. Я тупо и честно признался в любви. Теперь можно было и забыть ее. Нет, забыть не получалось. Вдруг… Увидим, короче.

Но что несомненно, пусть интуитивно уяснил — фальшивый блеск ценностей, ею признаваемых. Она тянулась к искусству, но тоже, как и я, не понимала его. И говорила о нем штампами, и мыслила как арифмометр. Не будь у нее ослепительной внешности — продавщица, портниха, на большее точно бы не сподобилась. Не из-за уязвленного самолюбия думается эдак, а из-за любви к ней, из-за понимания ее. Ей же желаю того не понять. Желаю ей счастливого самоневедения. Хотя обольщаться насчет себя — это всегда до поры… А продавщицей, кстати, она бы меня устроила. Но — сейчас, не через десять лет. Через десять лет, уверен, выстрадав титул «заслуженной», осознанно смирившись с бездарностью личной, начнет она умело и изящно давить конкурирующие младые таланты, вот что совсем уж неважно… Манеры, хватка и логика есть, опыт прибавится… А спасло бы ее сейчас нормальное женское счастье и надежный человек рядом. Тот, что сейчас с ней, — так, временщик, попутчик, она для него — внешний атрибут сегодняшней конъюнктуры. А когда подгадается иной, более перспективный момент, да и обстановочка соответственно моменту организуется, вильнет в сторону.

С такими мыслями и пребывал я на свадьбе — искренней, загульной, деревенской.

Мишка в приливе праздничного настроения и в боязни моего отказа устроить ему квартиру после неудачи со щипцами, предложил иной вариант: угнать его новенькую служебную «Волгу» во время обеденного перерыва. В случае чего — ответственность исключительно на мне, а таскания по следователям и разные «объяснительные» квартиры стоят — таковы были его, видимо, рассуждения.