Америка все более чувствует, что определила будущее неверным для себя образом: она «демократизирует» Ближний Восток, в то время как главные ее конкуренты укрепляют позиции в Азии и Европе. Не Афганистан, а рвущийся вперед Китай, не Ирак, а интегрирующаяся Европа — вот кто будет решать судьбы американского могущества в XXI веке.
Стратегия. Долговременная американская стратегия в мире предполагает усиленное военное строительство, активную деятельность разведывательного сообщества, укрепление анклавов «нового мирового порядка» в пику многосторонности, увеличения зоны опасного хаоса или твердого самоутверждения. При этом американский электорат осваивает незадачливый урок Ирака. Как пишет Ч.-М. Мейнс, он «не желает платить Долларами и кровью за установление Нового мирового порядка или за внедрение норм демократии в странах, о которых американцы ничего не знают. Американский народ не против более тесных отношений с другими крупными странами, но он не поддерживает даже умеренную критику таких ключевых держав, как Китай. Он устрашен варварством разгоревшихся конфликтов в мире». Ирак обнажил порочность силового решения межцивилизационных вопросов, указал на порочность идеи «кто не с нами, тот против нас».
Модель для внешнего мира не получилась в свете исключительных условий, созданных американцами на Ближнем Востоке, уникального (и далеко не положительного) опыта США и реальных на сегодня проблем страны. В свое время наполеоновская Франция и викторианская Британия вызывали, без преувеличения, массовое восхищение и желание имитировать. Многие восхищаются и современной Америкой, ее мощной экономикой, системой образования, ее уровнем жизни, издательствами, фильмами, музыкой и т. п. В то же время американское военное давление на другие страны насильственной демократизации вызывает явственное противодействие. Требования Вашингтона в отношении политических перемен создают Америке немало врагов.
В целом, обладая феноменальной мощью, Соединенные Штаты не всегда имеют достаточной жертвенной воли и не владеют долгосрочным планированием. Они способны выиграть битвы, но далеки от того, чтобы насильственно изменить характер далеких от нее цивилизаций. Все более серьезно американская элита указывает на, во-первых, непредсказуемость российского развития; во-вторых, на таящее неожиданности китайское самоутверждение; в третьих, на опасное для всех распространение ядерного оружия. Помимо главных проблем, существует бесконечная череда малых конфликтов, требующая американского внимания и, возможно, военного вмешательства.
После навязанного в Дейтоне решения боснийской проблемы, бомбардировки Югославии, оккупации Афганистана и удара по Ираку индикаторами будущего поведения гегемона явилась решимость Вашингтона применить силу против Ирана, демонстрация силы в Тайваньском проливе, расширение Североатлантического союза, свержение прежних и водворение желательных США правительств на Гаити и в Панаме, вмешательство в Сомали и Руанде, активизация посредничества в арабо-израильском и североирландском споре, проектирование своих интересов на основные мировые регионы, выделение враждебных государств с их последующим преследованием вплоть до постоянного силового наказания (Иран и КНДР), экономического эмбарго (Куба), открытого давления (Иран, Северная Корея, Ливия), формулирование новой стратегической концепции НАТО, предполагающей «военные операции в нестабильных регионах» за пределами прежней зоны ответственности.
Стало предельно ясно, что США намерены и в будущем осуществлять контроль над Персидским заливом, обеспечивать свое лидерство в мировой финансовой политике, крепить свое главенство в самом большом в мире — Североатлантическом военном союзе, удержать лидирующее положение в производстве и экспорте конвенциональных вооружений.
Гегемония постулирует новые правила — Америка после победы в холодной войне решительно стала полагаться не на мнение мирового сообщества, не на «устаревшие» статуты и «отринутые временем» международные организации, а на свое лидерство, на свою мощь, на своих ближайших и доказавших свою лояльность союзников. |