— А взять хотя бы меня. — Кухмистер совсем разошелся. — За смехотворное жалованье трудился всю жизнь, а меня ни за что ни про что выкинули, как стоптанный башмак. Где тут справедливость? Говорите, все позволено? Хорошо. Вот и позвольте мне работать. Человек имеет право на труд, ведь так? Я им деньги предлагал, мои сбережения. Вы спросите Казначея, предлагал я или нет.
Каррингтон ухватился за соломинку.
— Вы предложили Казначею деньги, чтобы помочь колледжу? — оживился он, словно забыв о том, что минуту назад Кухмистер поведал миру о некоторых интимных фактах его биографии.
— Он сказал, у Покерхауса нет средств держать меня. Он сказал, они продадут Райдер-стрит, чтоб заплатить за ремонт башни.
— Райдер-стрит? Улицу, где вы живете?
— Где вся прислуга живет. Они не имеют права выгонять нас.
В профессорской Ректор и члены Совета в немом отчаянии следили, как рушится под гнетом обвинений репутация Покерхауса. "Кухмистер в Лондоне" взял верх над "Каррингтоном в Кембридже". Тоска привратника по прошлому оказалась куда сильней и правдивей. Журналист сидел в студии осунувшийся и обмякший, а Кухмистер ораторствовал, невнятно и косноязычно, как истинный англичанин. Он говорил о мужестве и верности, он восхвалял джентльменов давно умерших и бранил ныне живущих. Он говорил о славных традициях и дрянных новшествах, превозносил образование и порицал научные исследования, восхищался мудростью, но отказывался смешивать ее с ученостью. Он провозгласил право служить и право, чтоб с тобой поступали по-честному. Кухмистер не жаловался. Он звал к борьбе за легендарное прошлое, которого никогда не было. Телефоны Би-би-си разрывались на части. Миллионы мужчин и женщин жаждали поддержать Кухмистера в его крестовом походе против современности.
18
Казначей выключил телевизор, но члены Совета не отрывали глаз от погасшего экрана. Дух рокового привратника витал в комнате. Капеллан первый нарушил молчание:
— Своеобразная точка зрения, но боюсь, Фонд восстановления нас не поймет. Что вы скажете. Ректор?
Сэр Богдер сдерживал рвущиеся с губ проклятия и тщился сохранить хладнокровие:
— Вряд ли кто обратит внимание на зарвавшегося слугу. По счастью, у зрителей короткая память.
— Негодяй! Драть его надо! — рычал сэр Кошкарт.
— Кого? Кухмистера? — спросил Старший Тьютор.
— Телесвинью Каррингтона.
— Ваша идея, между прочим, — поддел генерала Декан.
— Моя?! Да вы же все затеяли!
Вмешался Капеллан:
— Зря его искупали. Боком вышло.
— Утром я посоветуюсь с адвокатом, — сказал Декан. — Мне кажется, у нас есть основания подать в суд за клевету.
— Я не нахожу повода прибегать к помощи закона, — возразил Капеллан.
При словах "помощь закона" сэр Богдер вздрогнул.
— Он специально подбирал вопросы к моим ответам, — возмущался Тьютор.
— Очень может быть, — согласился Капеллан. — Но где доказательства? И потом, пусть он отступил от буквы… Как вы выразились о нынешних студентах — "сборище балбесов"? Прискорбно, что это дошло до публики, но вы ведь действительно так думаете.
Через час свара была в разгаре, и Ректор, вымотанный до предела как самой передачей, так и злобой, которую последняя всколыхнула в его коллегах, покинул профессорскую и отправился через сад домой. Как бы передача и впрямь не повлекла за собой серьезные последствия. Впрочем, широкие массы привержены реформам, и репутация прогрессивного политика выручит его. И все же, что ему так не понравилось в собственном выступлении? Да просто он впервые в жизни увидел себя со стороны: старик, убежденно выкрикивающий абсолютно неубедительные банальности. |