Очень по делу спросил.
— Наверно… — неопределенно ответил Смотритель.
И опять сам не понял, что имел в виду. Наверно — да? Или наверно — нет?
А Ной постеснялся переспросить. Он, похоже, боялся тревожить уходящего Гая вопросами. И то получалось: какой ни задаст, все — мимо…
И все же рискнул:
— Ты оговорился… или проговорился… будто я — родоначальник и идущие следом будут знать о том. То есть обо мне. Так?
— Так, Ной.
— Откуда они узнают?.. Ну, дети, внуки, правнуки… ну, десятое поколение, двадцатое… Тут все понятно. Но есть у людей… я о шумерах говорю… свойство — забывать пращуров.
Чем дальше люди уходят по дороге Времени, тем туманнее становятся очертания предков. Веришь, я не помню… просто не ведаю ничего о тех, кто стоял у истоков шумерского народа,
— Человеческая память не всесильна. У нее есть пределы.
Мы помним лишь тех, кто смог уложить камень… или поставить веху, как больше нравится… в здание Истории. Твоя веха… или камень… самая первая.
— Но откуда это станет известно идущим следом?
— О первых слагают Мифы, — машинально обронил Смотритель и понял, что проговорился.
Подумал: ну и что с того? Будет человек жить-поживать и знать (не больше!), что о нем сложат Миф. Но человек был пытлив и не успокоился:
— Кто сложит?
Хороший вопрос! И, как уже пошло в их прощальном разговоре, у Смотрителя ответа не имелось.
— Люди, Ной. Ты говоришь: внуки-правнуки будут сами помнить. Верно. Они расскажут своим внукам-правнукам. Что-то приврут. Что-то добавят. Их правнуки добавят свое. А правнуки правнуков — еще. А кто-то когда-то положит Миф… тот, что дойдет до этого «кто-то»… на бумагу. И Миф станет каноническим… — чужое для шумеров слово. Поправился: — Всеми признанным. Единственно верным.
— Как я себе представляю, в нем… в многажды перевранном, тут ты прав… ничего не останется от истины. От того, каким я был на самом деле. Как я строил Ковчег. Как погиб Ис-Керим. Как мы нашли эту землю. Или даже — как вино мы пили и что с нами случилось…
Смотритель усмехнулся:
— Вот это-то как раз останется — черным по белому… — Повторил, будто сам вдруг услышал: — Черным по белому… —
И понял вдруг, что его тормозило. И сказал об этом: — Кто напишет? Да я и напишу. Черным по белому. — И, не объясняя ничего, встал: — Буди людей, Ной. Хватит им прохлаждаться! Дел полно…
— А ты… — Ной тоже встал. Стоял куда уверенней, чем прежде. А и то объяснимо: хмель рано или поздно испаряется. При любом атмосферном давлении. Аксиома. — Ты не уходишь?
— Пока обожду, — сказал Смотритель. — Тут, видишь ли, еще одно дело возникло…
— Твое? Или наше, общее?
Разумное уточнение.
— Мое. И общее.
— Помочь? Чем?
— Не надо. Лучшая помощь мне — не мешать.
— Тогда я пошел, мешать не стану…
Откровенно обрадованный Ной отправился поднимать своих домочадцев. Дел и вправду было сверх меры. Новоселье — этап, а этих этапов впереди… Короче, появление Мифа надо сначала обосновать, сие Ной понимал отлично. А в Миф он поверил, поверил.
Смотритель в обоснованиях не нуждался.
Ни чернил, ни туши никто не догадался захватить в Ковчег. Шумеры знали книгописание, остро отточенными палочками заполняли толстые папирусные страницы, сшивали их крепкими нитями и переплетали простыми веревками…
(потом, после Потопа, много позже все это изобретут еще раз)…
но ни одной из шумерских книг…
(в доме Ноя их было несколько, сие считалось в обществе престижным — держать дома книги)…
спасти не удалось. |