|
«Мясоед» защищался, как мог, тихо и с достоинством гонимого отвечая, что совершил свой поступок обдуманно, что тот принес ему облегчение и что ничья смерть во имя принципов не поможет той великой миссии (именно так!), которая выпала (и не иначе!) на долю Ноя и его семьи. А поэтому каждый должен суметь переступить через себя и присоединиться к трапезе. Немедленно. Ибо, взявши оружие, шумер должен применить его, а не бездарно раздумывать. Это — традиция.
Но толковые и, главное, спокойные аргументы Иафета заводили всех еще больше. Когда дело дошло до предложений насильственного изгнания «безумца» из дома, вмешался доселе молчавший Смотритель: — Постойте! Историю нужно было спасать: Иафета могли запросто убить — не прямо, так косвенно: долго ли протянет он один, вне семьи? Ирония в том, что так или иначе, но всем придется отведать мяса и впоследствии поедать его регулярно и помногу, и Иафет, конечно, будет понят и прощен. Но доживет ли он до понимания и прощения?.. — Ты с ним заодно? — Ной со злым интересом смотрел на Хранителя Времени. — Мы все с ним будем заодно. Скоро. Одни раньше, другие позже. Не горячитесь. Просто поймите и примите содеянное Иафетом, хотя, понимаю, сказать легче, чем совершить поступок. — Принять? — усмехнулся Ной. — Но как это можно сделать? — Как я. Иафет, дай-ка попробовать мясо. Ты говорил: это вкусно… Смотритель принял из его рук плохо прожаренный кусок мяса, откусил немного, пожевал, проглотил. — Ты прав. Неплохо. Только надо бы посолить. — Вы оба сошли с ума, — спокойно сказал Ной. — Ты меня спрашивал. Ной, что я чувствую во Времени. Отвечаю: мы скоро перестанем ужасаться тому, что убиваем и едим животных. Наши тела требуют плоти, и мы ничего не сможем с этим поделать. Таков новый мир. И он — наш. — Вы оба сошли с ума… — только и повторил Ной. В ту ночь страсти улеглись. Еще несколько дней на Гая и Иафета все смотрели как на больных, и даже питались отдельно от них. Тем не менее нормально общаясь в быту. Потом не выдержал Сим и тайком попробовал жареного мяса — тоже ночью. Ной уже даже ничего не сказал. Видно, сам был близок к тому же, но пока держался. За Симом «согрешили» женщины: они к тому же нашли способ, как на огне приготовить мясо — мяте, сочнее, вкуснее. Хам и Ной продолжали крепиться, но однажды и Хам, сказав: «Извини, отец», — отведал «запретное». Ему понравилось, и Ной остался в одиночестве. Так было до тех пор, пока он, как-то раз, подняв нетяжелое бревнышко, просто-напросто не грохнулся в обморок — от истощения. Пришлось подчиниться здравому смыслу. И, громогласно клянясь, что поступает так только ради здоровья и что никогда не будет впредь даже близко подходить к мясу, Ной таки присоединился к рядам «мясоедов». Естественно, что потом он из этих рядов и не выпадал, потому что стало очевидным: хроническое утомление потихоньку сменялось привычной выносливостью. Смотритель спрашивал себя: нужен ли он здесь? Не пора ли уходить? И отвечал себе: нет, еще не пора. Хотя жизнь шумеров развивалась сама по себе, Смотритель оставался рядом — свидетелем.
12
Со временем «дорога*, которую все же проложили до самого подножия горы… (точнее, прокатали — камнями)… высохла, и по ней стало можно безопасно и даже довольно комфортно спускаться вниз, в долину, продолжавшую потихоньку «озеленяться». Природа оживала после шока, причиненного ей Потопом, восстанавливалась, как могла… (а могла, как очевидно, активно и зримо)… используя все свои хитрости. |
