— Понятно. — Я заметил, что Салли весь завтрак дулась. — На какой предмет?

— Не имеет значения. — Он поднялся.

— Тогда все ясно. Из-за меня.

— Я же сказал, не имеет значения.

— Значит, из-за меня. Рассказывай.

Он не ответил. Повернулся к двери, чтобы вернуться к лошадям.

— Тоби, — я почти кричал, — ради бога, в чем дело?!

Он остановился, но не повернулся ко мне лицом.

— Салли хочет, чтобы ты уехал этим утром. — Теперь он посмотрел на меня. — Она встревожена и испугана. Ты понимаешь, за детей.

— И это все? — Я улыбнулся. — Мы уедем, как только соберем вещи.

— В этом нет необходимости, — заверил он меня. — Я сказал свое слово. Ты мой брат, и кто поможет тебе в беде, если не я? Хорошим бы я был братом, если бы выгнал тебя из своего дома!

Я понимал, что те же слова он говорил и Салли.

— Все нормально. Она права. Возможно, мне не стоило приезжать сюда. — Но я не жалел, что приехал. Тоби оправдал мои надежды. Его знания лошадей очень мне помогли.

— Но куда ты пойдешь? — спросил он.

— Куда-нибудь еще, — ответил я. Решил, что ему лучше и не знать. — Мы уедем до того, как ты вернешься со второй тренировки. И поблагодари Салли от меня. За то, что приняла нас.

Вот тут Тоби меня удивил. Подошел и крепко обнял.

— Будь осторожен, — шепнул он мне на ухо. — Мне не хотелось бы потерять тебя.

Он отпустил меня, на лице отразилось смущение, он повернулся и вышел из дома, более не сказав ни слова. Может, эмоции и его лишили дара речи. Меня точно лишили.

Вещи мы с Каролиной собрали к половине десятого. Она не обрадовалась, когда я вытащил ее из глубокого сна, но особо и не протестовала.

— Куда едем? — спросила она, едва мы выкатились за ворота.

— А что ты можешь предложить?

— Что-нибудь с большой мягкой кроватью. — Она сладко зевнула, откинулась на спинку сиденья и закрыла глаза.

Я подумал о коттедже матери, который находился чуть дальше по дороге. Ключа у меня не было, но я знал, как и все жители Ист-Хендреда, что запасной ключ хранится под горшком с геранью, стоящим слева от двери черного хода. От этого варианта я отказался. Еще улетая в Чикаго, я решил, что матери оставаться дома слишком рискованно. И теперь, пожалуй, едва ли ее дом мог стать убежищем для меня и Каролины.

Какое-то время я ехал наобум по дорогам, которые знал с детства. Может, это мое сознание полагало, что я еду наобум, тогда как подсознание целенаправленно вело меня от Ист-Хендреда к расположенному в двенадцати милях отелю, из окон которого открывался вид на Темзу. Когда-то давно отель этот принадлежал дальней овдовевшей родственнице матери, и именно здесь пробудилась моя страсть к готовке.

Заведение разительно изменилось за прошедшие шесть лет. Элегантной гостиницы шестнадцатого века с рестораном, которую я помнил, больше не было. Появилась новенькая, из стекла и бетона, пристройка двадцатого века, расположившаяся ближе к реке, на лужайке. В ресторане вдоль одной из стен протянулась длинная барная стойка, а из еды теперь предлагались исключительно закуски.

Каролина, альт и я устроились за одним из столиков под березами. Раньше под ногами росла трава, теперь ее заменили каменные плитки внутреннего дворика. Каролина объяснила, что альт оставлять в автомобиле нельзя: он слишком дорого стоит. Добавила, что без него чувствует себя как-то неуютно. Утешало лишь одно: альт оставался в футляре.

Для крепких напитков время было слишком уж раннее, поэтому мы с Каролиной заказали кофе.