– А ты разве знаешь?

– Ну а как же иначе? – удивился Харри. – Это же я ее допрашивал.

Харри решил, что, должно быть, прокурор, которому он позвонил сразу после допроса, чтобы договориться об освобождении отца Сары, в свою очередь проинформировал Катрину Братт. Но что здесь делает начальник полиции?

– Между прочим, я посоветовал дочери взять с собой адвоката, но она меня не послушалась, – сказал Харри. – А потом еще раз повторил рекомендацию перед началом допроса, но она снова отказалась, и это есть на пленке. Вернее, не на пленке, а на жестком диске, вечно я путаю.

Никто не улыбнулся, и тогда Харри понял: что-то не так. Сейчас он услышит плохие новости.

– Дело в отце? – предположил Харри. – Он… что-то сделал с собой?

– Нет, – ответила Катрина. – Дело не в отце, Харри.

Мозг Харри неосознанно фиксировал детали: Хаген предоставил вести диалог Катрине, коллеге, которая была с ним в дружеских отношениях. А она в присутствии начальника полиции назвала его по имени, и это было явно лишним. С чего бы вдруг? Подушка безопасности. В наступившей тишине Харри снова почувствовал, как в его грудь вонзается коготь. И хотя Харри Холе не слишком верил в телепатию и ясновидение, он понял: сейчас ему предстоит услышать то, о чем его все время предупреждали вспышки.

– Дело в Ракели, – сказала Катрина.

Глава 6

Харри перестал дышать. Он читал, что, надолго задержав дыхание, можно умереть. В таком случае смерть наступает не от недостатка кислорода, а от переизбытка углекислого газа. Среднестатистический человек может не дышать от тридцати секунд до минуты, а один датский пловец выдержал под водой больше двадцати двух минут.

Харри бывал счастлив. Но счастье подобно героину: попробовал один раз, понял, что оно существует, и ты уже никогда не сможешь смириться с обычной, лишенной его жизнью. Потому что счастье отличается от умиротворения. Счастье неестественно. Счастье – трепетное, исключительное состояние: это секунды, минуты, часы, дни, которые, как ты понимаешь, не могут длиться вечно. А грусть возникает не потом, а одновременно со счастьем. Потому что вместе с ним приходит болезненное осознание того, что теперь уже больше ничто не будет таким, как прежде, и ты начинаешь тосковать по тому, что имеешь, ты расстраиваешься, предчувствуя тяжелое похмелье и горе потери, проклинаешь себя за то, что знаешь, какие чувства ты в состоянии испытывать.

Ракель обычно читала в кровати. Иногда вслух, если ему тоже нравилась книга. Например, рассказы Хьелля Аскильдсена. И это наполняло Харри счастьем. Однажды вечером она прочитала предложение, отложившееся у него в памяти. В новелле рассказывалось о девушке, которая всю жизнь прожила с родителями на маяке, пока к ним не приехал женатый мужчина по имени Крафт. Она влюбилась в него и про себя подумала: «Зачем ты приехал и сделал меня такой одинокой?»

Катрина прочистила горло, но ее голос все равно задрожал, когда она сказала:

– Нашли Ракель, Харри.

Он хотел спросить, как можно найти того, кто не пропадал. Но чтобы говорить, он должен дышать. Харри сделал вдох:

– И… что это означает?

Катрина изо всех сил старалась владеть собой, но потом не выдержала и прикрыла рукой рот, исказившийся в гримасе.

Слово взял Гуннар Хаген:

– Самое худшее, Харри.

– Нет, – услышал Харри свой голос. Злой. А потом умоляющий: – Нет!

– Она…

– Подожди! – Харри поднял руки перед собой. – Не говори ничего, Гуннар. Не сейчас. Позволь мне… просто немного подожди.

Гуннар Хаген терпеливо ждал.