– Я сожалею о твоей потере, но вынужден попросить тебя покинуть место преступления, Холе.

Харри встретился взглядом с Уле Винтером и отметил, что полицейский из Крипоса употребил кальку с английского, как будто даже у соболезнований не было адекватного выражения в норвежском языке. И что он даже не поставил точку после этого своего заявления, перед тем как вышвырнуть его, а лишь запятую. Харри не ответил, только повернулся и еще раз посмотрел на Ракель.

– Это означает прямо сейчас, Холе.

– Мм… Насколько я знаю, задача Крипоса – оказывать содействие Полицейскому управлению Осло, а не командовать…

– И как раз сейчас Крипос оказывает содействие, держа супруга жертвы на расстоянии от места преступления. Ты можешь проявить свой профессионализм и согласиться, или же я попрошу кого-нибудь из парней в форме вывести тебя отсюда.

Харри знал, что Уле Винтер не возражал бы против такого развития событий – позволить парочке своих подчиненных сопроводить Холе в полицейский автомобиль на глазах у коллег, соседей и падальщиков-журналистов, собравшихся внизу у дороги и снимающих все подряд. Уле Винтер был на пару лет старше Харри, и на протяжении двадцати пяти лет они оба работали следователями и вели дела об убийствах, так сказать, по разные стороны забора: Харри – в Полицейском управлении Осло, Винтер – в Крипосе, сотрудники которого оказывали содействие местной полиции в расследовании особо тяжких преступлений, а в некоторых случаях, располагая лучшими ресурсами и опытом, полностью брали расследование на себя. Харри посчитал, что позвонить в Крипос решил его непосредственный начальник Гуннар Хаген. И правильно сделал, учитывая, где работал супруг жертвы. Правда, при этом Хагену пришлось переступить через самолюбие, поскольку между двумя этими крупнейшими подразделениями всегда существовала негласная конкуренция. Ну и плюс ко всему, конечно, не секрет, как Уле Винтер относился лично к Харри. Винтер считал, что Холе сильно переоценивают, что его статус легендарного сыщика объясняется громкостью раскрытых им преступлений, а вовсе не его профессионализмом. А вот самого Уле Винтера, несмотря на то что он, безусловно, являлся звездой Крипоса, недооценивали – по крайней мере, за пределами их организации. И это было вызвано тем, что его триумфы, в отличие от успехов Холе, никогда не влекли за собой громких газетных заголовков, поскольку серьезная полицейская работа редко их удостаивается, в то время как выскочку-следователя, отличающегося непредсказуемым характером и к тому же любящего выпить, за один-единственный миг просветления и озарения пресса восхваляет постоянно.

Харри вынул пачку «Кэмела», зажал сигарету губами и достал зажигалку.

– Я сейчас уйду, Винтер.

Харри прошел мимо него, спустился по ступенькам на гравий и только тогда пошатнулся. Он остановился, чтобы прикурить, но слезы настолько ослепили его, что он не видел ни зажигалки, ни сигареты.

– Вот. – Харри услышал голос Бьёрна, пару раз быстро моргнул и втянул в себя пламя зажигалки, которую друг поднес к его сигарете. Харри глубоко затянулся, закашлялся и снова затянулся.

– Спасибо. Тебя тоже выгнали с места происшествия?

– Нет, я же работаю как на Крипос, так и на Полицейское управление Осло.

– Кстати, разве ты не в отпуске по уходу за ребенком?

– Катрина позвонила и велела срочно приехать. В данный момент мальчик наверняка сидит у нее на коленях в кресле начальника и руководит работой отдела убийств. – Кривая улыбка, едва коснувшись губ Бьёрна Хольма, исчезла.