Но узнать, кто поставит выпивку, так и не удалось: со стороны брода раздалось конское ржание, чуть позже донеслись крики. Анри на мгновение замер, склонив голову набок, а потом сорвался с места в сторону поляны, откуда доносился шум. Я подхватил топор и побежал следом.

Мы выбежали на заросшую травой поляну и увидели четырех всадников, несущихся на нас со стороны брода: два вырвались вперёд, еще два немного отстали. Не успел я их рассмотреть, как один из тех, что скакал впереди, нагнулся, пытаясь стащить второго с коня. Всадник ухватил беглеца за плащ, но застежка не выдержала рывка и накидка осталась в руках преследователя.

Беглец ещё сильнее прижался к шее лошади. Ветер растрепал длинные волосы, ранее скрытые капюшоном: их попытался поймать первый наездник, уже отбросивший плащ, но за моей спиной щелкнула тетива и мгновением позже стрела разорвала гортань преследователя. Он выпрямился, и только теперь его одежду удалось разглядеть. Ничего особенного. Синее и красное. Обычный мундир королевского солдата, одного из расплодившихся в последнее время приграничных гарнизонов.

Ужас осознания произошедшего мгновенно приморозил меня к месту. Человек несомненно мёртв, а наказанием за убийство королевского солдата может быть только повешение. За соучастие — в лучшем случае пожизненная каторга. Из ступора меня не вывела даже промчавшаяся рядом лошадь беглянки. И только когда из‑за спины вылетела новая стрела и, ударившись, отскочила от доспехов второго солдата, ко мне вернулась способность действовать.

Был ли у меня выбор, когда солдаты направили на нас лошадей? Позволить себя затоптать или отпрыгнуть в ивовые заросли? Умирать я не собирался, но и бросить Анри мне в голову не пришло. Мелькнула мысль, что если убьём этих, то никто не узнает… На раздумья времени не оставалось: необходимо было действовать.

Я отбежал от деревьев и, сжимая в руках колун, стал ждать наездников. Первый достал из петли у седла широкий боевой топор и уже примеривался, как половчей снести мне голову. Когда он приблизился, я прыгнул в сторону и, падая на колени, успел ударить обухом топора по колену солдата. Массивное лезвие топора со свистом пронеслось над головой, и топор, вылетев из руки всадника, глубоко воткнулся в землю.

Я вскочил на ноги, но второй всадник уже рядом. Он замахнулся мечом, но стрела, свистнувшая перед лицом, заставила солдата дернуться назад. Я прыгнул вперёд, нацелившись ему в грудь колуном, словно копьем. Удар отшвырнул меня в сторону, падение на землю выбило воздух из легких, и несколько долгих мгновений вдохнуть не получалось.

Когда мне удалось встать, стало видно, что всадник не удержался в седле и сейчас валяется в паре шагов от места столкновения. Перехватив топор поудобнее, я подошёл к солдату, который начал приходить в сознание. На замахе рёбра обожгло огнём, но дело уже было сделано — колун упал вниз и разрубил шею солдата. Брызнула кровь.

В голове зашумело, а ноги перестали держать. Я упал на землю с изяществом мешка требухи.

Из оцепенения вывела мысль, что один из солдат мог остаться в живых. До гарнизона расстояние приличное, но если нет желания отправиться на виселицу, надо отсюда убираться.

Куда Анри подевался? Перед тем, как отправиться на поиски, я снял с солдата ремень и сунул выпавший меч в ножны — на всякий случай. Пересекая луг, увидел воткнувшийся в землю топор. Да уж, не чета колуну. Его тоже прихватить не помешает.

Проходя через ивовые заросли, наткнулся на труп лошади. Похоже, бедное животное оступилось, сломало ногу, и кто‑то избавил его от страданий, перерезав горло. Туман в голове понемногу начал рассеиваться, и я заметил Анри, который сидел на корточках и с кем‑то беседовал. Его собеседник, та самая беглянка, прислонилась спиной к дереву, и ее лица видно не было.

— Анри, урод, что ты наделал? — я остановился в паре шагов от них.