— Концерт наконец-то окончился? — осведомилась мадам де Ла Шатр, разбуженная громкими хлопками.

— Нет, мадам, осталось еще три номера.

— О господи!

Старушка-маршальша приготовилась вновь погрузиться в дремоту, но события приняли иной оборот. Кончини, стоявший со скрещенными на груди руками неподалеку от кресла королевы, подошел к ней и, наклонившись, заговорил на их родном языке:

— Мадам, почему бы вам не перенести конец концерта на завтра? Или отложить его на несколько дней?

— С какой стати? Разве эта музыка не божественна?

— Божественна, божественна... Но очень уж печальна. Мы все словно бы на похоронах, а Ваше Величество так молода... так прекрасна! Вам вредно предаваться печали! Пришло время, поверьте мне, очнуться от скорби, которая, безусловно, служит всей Европе примером, но погубит ваше здоровье! Жизнь должна вступить в свои права, мадам!

— Вы так думаете?

— Я в этом уверен. Поблагодарите музыкантов, скажите, чтобы отправлялись отдыхать, и пойдемте ужинать. Завтра утром у вас Государственный совет. А сейчас немного сладенького и бокал хорошего вина не повредят вам, мадам... Вы немного побледнели.

— Вы правы, я чувствую, что устала. Возьмите на себя все хлопоты.

Ко всеобщему удовольствию, концерт наконец-то закончился, и все придворные радостно направились в зал, где были накрыты столы. Лоренца не имела ни малейшего желания участвовать в трапезе и поспешила к мадам де Гершевиль, чтобы извиниться, как вдруг возле нее оказался улыбавшийся во весь рот Кончини.

— Госпожа баронесса! Надеюсь, вы не собираетесь нас покинуть?

— Вы угадали! Я очень устала... маркиз, — Лоренца вовремя вспомнила о титуле свежеиспеченного аристократа, который почитала неприличным. — И хочу как можно скорее вернуться домой.

— Вы повергаете меня в отчаяние! Но в таком случае не возвращайтесь домой одна!

— Разумеется, я не одна. Вокруг моей кареты достаточно слуг, чтобы я не опасалась нежелательных встреч.

— Конечно, конечно! Но вы знаете, есть один человек, который жаждет вас проводить!

Ловко отклонившись в сторону, Кончини пропустил вперед Антуана де Сарранса, который склонился перед ней в поклоне.

В первый миг у Лоренцы перехватило дыхание, она глазам своим не могла поверить и смотрела на молодого человека, словно тот явился из преисподней, однако мгновенно пришла в себя.

— Видеть вас при дворе, месье, для меня новость.

— Почему же? Король прогнал меня, короля больше нет, а у Ее Величества королевы-регентши нет никаких оснований считать своими давние ссоры супруга!

— Ссоры? Но вы оскорбили вашего короля!

— На всякий грех есть прощение, — отвечал Антуан с насмешливой улыбкой, которая до глубины души возмутила молодую женщину.

— Воля королевы! — холодно заметила она. — А я нисколько не желаю забывать, что совсем недавно вы настоятельно требовали казнить меня и считали преступницей вопреки самым очевидным доказательствам.

— Меня ослепила ярость, и горе, конечно, тоже. Вы должны понять, что я потерял отца.

— И что же теперь?

— Теперь?

Он смотрел на нее так, будто не понял вопроса, и Лоренце он показался вдруг необыкновенно смешон. Недоумевающий вопросительный взгляд, выражение нарочитой наивности на лице показались ей в высшей степени комичными. Словно перед ней стоял бесталанный актер, который плохо выучил свою роль.

— Я спрашиваю, что вам теперь понадобилось? — расшифровала она вопрос сухим нетерпеливым тоном.

— Мой друг Кончини только что сказал вам: я хочу иметь честь проводить вас домой.

— С чего вдруг, скажите на милость!

Де Сарранс сделал глубокий вдох, словно собирался броситься в воду:

— Вы хотите получить ответ во что бы то ни стало, мадам! Это неприлично.