Я окинул взглядом убогую лачугу, понимая, что этому не бывать.
Она вернулась к столу с влажными глазами:
— Когда-то я тоже в это поверила. И посмотри, где я теперь.
По её щекам покатились слёзы.
Ненавижу слёзы! Они всегда выводят меня из себя, а сейчас я и так взбешен.
— Ты здесь потому, что не прекращаешь пить, не хочешь даже попробовать!
— Je fais de mon mieux, — я сделала всё, что могла, — но моё сердце разбито. В нашей семье все влюбляются один раз и навсегда. Ты не представляешь, как это, чувствовать, что лишаешься частички души каждую секунду день за днём. Помяни моё слово, мальчик. Эта fille тебе не пара. Даже думать о ней забудь.
— А кто мне пара? Может, мне найти женский эквивалент Виньо?
Это нынешний хахаль Maman, подонок, который пьёт за десятерых и любит срывать на ней злость.
Несколько недель назад она вернулась из картёжного дома с синяком под глазом. Как же мне хотелось навалять ему за это. Но если б я применил насилие во время условно-досрочного, меня бы упекли в Анголу*. А Maman будет голодать без моих заработков от браконьерства.
(Ангола — неофициальное название государственной тюрьмы штата Луизиана.)
Она вытерла лицо рукавом и осушила свою кружку.
— Уже поздно, non? Эта Эванджелин уже запустила свои коготки? Тогда тебе остаётся лишь надеяться, что она тоже тебя захочет.
По крайней мере, Эви была не против поцеловать меня этой ночью перед тем, как нас прервали. Когда она облизала губы и посмотрела в мои глаза, я не мог думать ни о чём другом.
Но вместо меня она целует моего брата. Брэндон стоит двух, таких как ты…
Maman склонила голову, прочитав всё на моём лице:
— Ох, Джек. Mon pauvre fils.
Бедный мой сыночек.
Ну вот, даже мама меня жалеет.
Я запихнул телефон Брэндона в карман.
— Пойду проверю ловушки.
Встал и вышел, даже не оглянувшись.
Лучше просто уйти. Тошнит уже от этой жалости.
Дойдя до самодельного плавучего причала, я услышал звонок. На экране высветилось: «Грин». Руки чешутся ответить, но я этого не делаю. Она оставила голосовое сообщение. Вот его прослушаю.
У Эви дрожащий голос:
«Привет, Брэнд, надеюсь, всё хорошо? А то я начинаю волноваться, — она не знает, что мы украли телефоны! — этой ночью… мы не договорили, так как тебе пришлось улаживать ситуацию. Я хотела сказать, что приняла решение».
Она замялась.
Решение? Я слышал, как они с Брэндоном разговаривали об этом у её шкафчика. Она собирается сообщить, готова ли провести с ним ночь. У меня широко раскрылись глаза. Если она с ним переспит! Затаив дыхание, я жду ответа.
«И моё решение… да, я проведу с тобой ночь в следующие выходные. Я… я… — что??? — Мм, позвони мне. На домашний».
Сердце будто остановилось.
Во мне вскипела ярость. Проклятье, Брэндон опять победил! Я чуть не выбросил телефон в болото.
***
Клотиль нашла меня, расхаживающим по хижине с бутылкой Джек Дэниэлс и с пропитанным кровью полотенцем на руке.
Она оттянула ткань и присвистнула. Рана глубокая, до самой кости.
— Твою ж мать! Что здесь, на хрен, произошло?
— Дерьмовый выдался денёк, — начиная с самого утра от разговора с Maman и сообщения Эви вплоть до чёртовой вечерней грозы.
Только что заглядывал Виньо, правда ушёл без доброй половины зубов. И ещё приходила Эви…
Клотиль свела брови:
— Оно и видно.
Когда Maman из соседней комнаты пробормотала имя Джонатан, мне показалось, я схожу с ума. Я бросил взгляд на сестру. |