Без выполнения этих действий дверь оставалась наглухо закрытой, при всем желании не выйдешь — хитрая уловка умников-конструкторов. Чтобы, значит, всякие-разные не устраивали в кабине общественный туалет или ночлежку: раз вошел, то давай делай выбор! И никак иначе.

Разумеется, Марвин вовсе не собирался что-то выбирать, подтверждать и куда-то переноситься. Ему нужно было только отсидеться за бронированной дверью, дождаться, когда охранники уберутся восвояси, а после как-нибудь выбраться на свободу. Например, привлечь внимание первого утреннего прохожего и показать ему через стекло пару сотенных купюр, тот наверняка не поленится вызвать ближайшего полицейского — говорят, у них есть универсальные ключи как раз для таких случаев.

Конечно, здесь, в ярком свете потолочной лампы, Марвин был на виду, словно памятник народному герою посреди центральной площади. Но пока кабина занята и пока клиент не набрал номер, открыть ее снаружи с помощью другого личного жетона нельзя. Кстати об освещении — Марвин задрал голову, рассматривая матовый потолок. К сожалению, самосветная лампа оказалась защищена плафоном из небьющегося стекла, потому погасить ее ударом туфли не представлялось возможным. Что ж, философски решил Марвин, уж лучше со светом и за прочной дверью, чем в темноте и на опасной улице.

За спиной Марвина послышались глухие удары. Он оглянулся: разъяренные охранники со всей мочи били в дверь ногами, стараясь если не повредить стекло, то хотя бы выломать автоматический дверной замок. Ломали безуспешно — конструкторы уличной кабины знали, в каких местах ее будут устанавливать. А потому приложили максимум усилий, чтобы сделать ее антивандальной, то есть неразбиваемой и неразрушаемой.

Устав биться о дверь, охранники перешли к угрозам. Но так как Марвин не мог их слышать — о чем сообщил, с озабоченным видом указав себе на уши, — они жестами стали показывать, что сделают с беглецом, если смогут до него добраться. Увиденное Марвину не понравилось. Поэтому он ответно показал, куда им следует идти, кем были их родители и кто они сами по природной сущности. Охранникам жестикуляция Марвина радости тоже не доставила, особенно последний пассаж: плюнув на бесполезные устрашения, они отошли подальше и открыли огонь по двери.

Тут-то Марвин сильно пожалел о своей несдержанности. Нет бы проигнорировать угрозы, отвернуться от мерзавцев с гордым видом, мол, плевал я на ваши ужимки, — глядишь, им бы и надоело заниматься пантомимой. А там, возможно, окончательно успокоились бы и ушли подбирать разбросанные Марвином деньги с фишками — если они, конечно, еще остались. Ну, или хотя бы отправились за подмогой, тоже какое-никакое, а дополнительное время… Однако дело было сделано.

Стекло залило ярчайшим пламенем; внутри кабины стало светло и жарко, как на морском пляже в знойный июльский день. Сколько могла выдержать дверь, Марвин не знал, но подозревал, что недолго.

— Я хочу устроиться на работу! — закричал он в горячее пространство. — На любую! Срочно, немедленно!

— Выбирайте по списку, — отозвался равнодушный механический голос. — Данные представлены на экране, будьте любезны.

— Какой, к черту, экран, — прикрывая глаза рукой, возмутился Марвин, — ни хрена ведь не видно, ослепнуть можно.

— Будьте любезны, — настойчиво повторил голос, — обратитесь к списку.

— Твою мать, — хрипло сказал Марвин, — вот же влип. — Он отыскал на ощупь клавишную панель, набрал свой восьмизначный номер инфосвязи, авось сойдет, и проорал: — Готово! Я выбрал, давай переноси меня!

— Выбор подтвержден, поздравляю, — оповестил голос, Марвин мог поклясться, что уловил в нем нотки сарказма.