|
В военно-воздушных силах служил пилот Майк Коллинз — племянник бывшего начальника штаба армии Дж. Лоутона Коллинза. В течение одиннадцати недель Майк проходил подготовку на военно-воздушной базе Неллис, возле Лас-Вегаса. И за это время двадцать два его товарища-стажера погибли, что было чрезвычайно высоким показателем смертности — два человека в неделю. Потом был еще летчик-испытатель Билл Бриджман. В 1952 году, когда Бриджман служил на военно-воздушной базе Эдвардс, на учениях за тридцать шесть недель погибли шестьдесят два военных летчика; уровень смертности составил 1,7 человека в неделю. Но эти цифры относились только к стажерам — сюда не включались летчики-испытатели, коллеги Бриджмана, которые гибли достаточно часто.
Да, смертность была чрезвычайно высокой. Каждый ветеран, летавший на маломощных реактивных самолетах, мог бы поделиться подобными рассказами. Со временем были собраны статистические данные, показывающие, что для каждого летчика военно-морского флота, то есть для тех, кто собирался летать двадцать лет, как Конрад, вероятность погибнуть в авиакатастрофе составляла двадцать три процента. Причем сюда даже не включалась вероятность гибели в бою, ибо военные не считали смерть в бою несчастным случаем. Кроме того, было более чем вероятно — пятьдесят шесть процентов, если быть точным, — что хотя бы раз за время службы летчику военно-морских сил придется прыгнуть с парашютом. В эпоху реактивных истребителей прыжок из кабины осуществлялся с помощью нитроглицеринового заряда — человек уподоблялся пушечному ядру. Прыжок сам по себе был настолько опасен — люди лишались коленей, рук и жизни от удара о кабину или же обдирали себе кожу с лица при ударе о воздушную «стену», — что многие летчики изо всех сил старались избежать его и посадить самолет на землю… и, таким образом, погибали. Эта статистика не держалась в тайне, но и не была широко известна: о ней лишь вскользь упоминалось в медицинских журналах. Но в принципе пилотам, а тем более их женам, не было нужды в статистике, чтобы знать правду. Похоронные процессии красноречивее любых цифр. Порою, когда юная жена боевого летчика встречалась со своими школьными подругами, ее поражал странный факт: они не ходили на похороны. А потом Джейн Конрад смотрела на Пита… Принстон, выпуск 1953 года… Пит надевал свою великолепную темную похоронную шинель уже чаще, чем большинство мальчиков из выпуска 53-го свои смокинги. Кто из этих счастливых молодых людей похоронил более дюжины друзей, товарищей и коллег, погибших насильственной смертью во время повседневных занятий? В то время, в пятидесятых, студенты из Принстона очень гордились своими занятиями, которые считали по-настоящему мужскими: они работали на Уолл-стрит, на Мэдисон-авеню и в журналах, таких как «Тайм» и «Ньюс Уик». Было модно вести грубые разговоры о конкуренции «не на жизнь, а на смерть», которую им приходится выдерживать. Но в тех редких случаях, когда кто-нибудь из этих молодых людей умирал на работе, это происходило, скорее всего, оттого, что он подавился куском «шатобриана», хотя и превосходно приготовленного, в дорогом ресторане в Манхэттене. Многие ли из них ходили бы на работу на Мэдисон-авеню, если бы существовала двадцатитрехпроцентная вероятность — примерно один шанс из четырех — погибнуть от нее? Джентльмены, у нас появилась небольшая проблема с хронической насильственной смертью… И все же — было ли коренное различие между Питом, или Уолли Ширрой, или Джимом Ловеллом, или еще кем-то из пилотов и остальными выпускниками колледжей того времени? Похоже, нет, за исключением любви к авиации. Отец Пита служил биржевым брокером в Филадельфии; у него был дом в пригороде Мейн-Лайн, лимузин и шофер. Великая депрессия лишила его работы, дома, машины и слуг. Вскоре родители Пита развелись, и отец переехал во Флориду. Возможно, потому, что его отец в Первую мировую войну был аэронавтом-наблюдателем — рискованное занятие, так как воздушные шары являлись излюбленными мишенями вражеских аэропланов, — Пит был просто очарован авиацией. |
