У нас учат музыке не потому, что музыка есть великое искусство, которое возвышает, облагороживает душу, развивает в ней бесконечный внутренний мир, а потому, что стыдно же девушке не играть на фортепьяно, не спеть романса – «это в жизни хорошо»; как не блеснуть в обществе своей игрой, своей музыкальностию![7 - В самом деле, кому не хочется блеснуть своею музыкальностию? – И вот и в музыку также ввели моду, как и в костюмы и в светские обычаи. Пожалуйте нам Черни, Герца, Тальберга, Шопена: как можно даже говорить о стариках Моцарте и Бетховене… Соната Бетховена – fi donc![25 - фи (франц.). – Ред.] – как это старо!.. В самом деле, вы стары, простодушные художники!.. Посмотрите на природу, как она состарилась – ведь уж сколько тысяч лет живет она!.. Шекспиру с лишком 200 лет, а Гомер даже сделался мифом… Да, правда, – все вы стары, все вы не годитесь теперь; вами вовсе нельзя блеснуть в обществе: вы требуете много труда, размышления, уединения; а что ж вы даете за это? – Какую-нибудь внутреннюю гармонию, одушевление, растворяете душу блаженством и жаждою бесконечного, – нам совсем не этого нужно… Но я, право, не знаю, что нужно таким артистам, и, говоря это, я вовсе не имел намерения говорить о старых германских мастерах и высказал это так, к слову, потому что мне всегда очень забавно слышать такие приговоры в сфере искусства; но бог с ними, с этими любителями!..] – и у нас музыка обратилась в какую-то роскошь воспитания: папенька тратится и платит деньги музыкальному учителю, считая это уже необходимым злом для своего кармана. По большей части, девушки наши занимаются музыкою только до замужства, а так как на музыку смотрят, как на средство сделать выгодную партию или даже просто – поскорее выйти замуж, – цель достигнута, и музыка оставлена, фортепьяно держится в доме как необходимая мебель. Да впрочем, известно и то, что благородной девице неприлично наслаждаться какою-то превыспреннею любовию и находить свое счастие в природе, в искусстве, в мысли; совсем нет: природа, поэзия и умные суждения должны быть украшениями, забавами жизни, а вовсе не сущностью ее. – Пусть бы оставляли музыку для занятий и попечений материнских (хотя мы думаем, напротив, что в долг и попечения матери музыка должна входить первая: она первая должна быть благодатною росою для растительной жизни дитяти, солнечным светом для пробуждающейся юной души, она развивает и укрепляет цветок духовной жизни для плода… впечатления музыки на душу младенца и плоды их неисчислимы); но дамы наши мало думают об этом, и музыка оставляется для других, важнейших предметов – нарядов, выездов, собраний, светской литературы; но тихой, задумчивой музыке неловко в таком блистательном, шумном обществе – она улетает…» («Московский наблюдатель», 1838, стр. 332)[14 - Белинский цитирует статью В. Боткина «Оле-Буль. Брейтинг. Sing-Academie» («Московский наблюдатель», 1838, ч. XVI, кн. 2, с. 332–333). Первая фраза в цитате принадлежит Белинскому, который внес в текст статьи Боткина некоторые исправления и дополнения.].
Но что же можно читать детям? Из сочинений, писанных для всех возрастов, давайте им «Басни» Крылова, в которых даже практические, житейские мысли облечены в такие пленительные поэтические образы, и все так резко запечатлено печатню русского ума и русского духа; давайте им «Юрия Милославского» г. Загоскина, в котором столько душевной теплоты, столько патриотического чувства, который так прост, так наивен, так чужд возмущающих душу картин, так доступен детскому воображению и чувству; давайте «Овсяный кисель», эту наивную, дышащую младенческою поэзиею пьесу Гебеля, так превосходно переведенную Жуковским; давайте им некоторые из народных сказок Пушкина, как, например, «О рыбаке и рыбке», которая, при высокой поэзии, отличается, по причине своей бесконечной народности, доступностию для всех, возрастов и сословий и заключает в себе нравственную идею. |