По правую руку остался островок Анхольт, и Ваня несколько сбавил скорость – широкий Каттегат кончался, и нам предстояло пройти по игольному ушку Эресунда. И не только пройти, но и разобраться с таможенниками, ведь деньги за проход проливов датчане собирали между крепостями в Хельсингёре (названным Шекспиром Эльсинором) и Хельсингборге, на северной стороне пролива. В нашей истории Хельсингборг перешел к Швеции в 1658 по итогам Второй Северной войны, но пока датский король бьет шведов, как хочет, и оба берега считаются исконной датской территорией.

Погода была столь же прохладной – градусов десять по Цельсию, сильный ветер, хорошо только, что дождь кончился еще до того памятного визита жовто-блакитных. Ваня решил встать на якорь на ночь, объяснив, что пролив очень уж узок, а южная часть его и весьма мелкая, хотя лоции позволят нам ее пройти без проблем. Эх, подумал я, Кильского канала долго еще не будет…

И вот, у Эльсинора, к нам подошел баркас. Мы спустили штормтрап, и на борт вскарабкалось несколько человек в красно-белой форме, которые, впрочем, с испугом поглядывали на нас. Первый, в треугольной шляпе, робко обратился ко мне на неплохом немецком:

– Лейтенант Снёрре Арвидсен, таможенная полиция Его Королевского Величества Божией Милостью короля Дании и Норвегии Кристиана.

– Алексей Алексеев, князь Николаевский, министр иностранных дел Русской Америки. Чем могу служить?

– Ваше превосходительство, за проход купеческих кораблей сбирается мыто в пользу Короны. Для этого вам будет необходимо проследовать в гавань Хельсингёра. Сколько именно положено будет платить вам, вам скажут, если вы декларируете товары, которые вы с собой везете.

– Лейтенант, этого я вам сказать не могу – дипломатическая неприкосновенность, знаете ли. Тем более, что мы вообще не купеческий корабль и не обязаны что-либо платить. Кроме того, я не уверен, что наш корабль сможет войти в гавань из-за осадки. Но я могу добровольно отдать в казну Его величества, например, восемь испанских фунтов серебра.

– Ваше превосходительство, этого будет достаточно, – сказал с радостью Арвидсен. Похоже, он был поумнее своего шведского коллеги и догадался, что пришельцев лучше не злить. Тем более, что деньги эти превышали средний сбор с корабля в разы.

– Только попрошу вас написать мне бумагу, подтверждающую, что именно такую плату вы назначили.

– Написать-то я ее смогу, но я не уверен, что другой офицер признает эту сумму правомочной.

– А это уже наша забота, лейтенант. Знаю, что по тем, кто не оплачивает проход, открывается огонь из обеих крепостей. Но, поверьте мне, вам это имеет смысл делать в одном-единственном случае – если вы хотите получить возможность заново отстроить обе крепости.

– Вас понял, ваше превосходительство.

Согласно моему распоряжению, ребята принесли два серебряных бруска – по четыре испанских фунта каждый – и передали лейтенанту. Тот поклонился и покинул корабль вместе со своими людьми.

Вскоре мы подошли к Копенгагену и остановились примерно там, где в будущем появится статуя андерсеновской Русалочки. Конечно, ни статуи, ни самого Андерсена не было даже в проекте, да и город выглядел совсем по-другому, но для меня Копенгаген навсегда связан с этой прекрасной девочкой ещё со времени моего первого посещения этого замечательного города почти четыреста лет тому вперёд. И, хоть я не верю в сказки, но у меня появилось чувство, что она с любопытством глядит на нас из-под воды, не решаясь показаться на поверхности.