Это, скорее, присущая всем людям культуры атмосфера страдания, поиска и стремления, это претерпеваемый человечеством чудовищный естественный эксперимент, суть которого – становление сознания, эксперимент, связывающий самые изолированные друг от друга культуры воедино как их общее задание.
Западное сознание ни при каких обстоятельствах не есть сознание вообще. Это, скорее, исторически обусловленная и географически ограниченная величина, представляющая лишь часть человечества. Влияние нашего сознания не должно возрастать за счет других типов сознания, но должно осуществляться путем развития тех элементов нашей психики, которые аналогичны свойствам чужой психики, так же как и Восток не может обойтись без нашей техники, науки и промышленности. Европейское проникновение на Восток было огромных масштабов насилием. Оно оставило нам после себя – noblesse oblige – обязательство постичь дух Востока. Возможно, это нам более необходимо, чем мы теперь думаем.
ПРЕДИСЛОВИЕ К "И ЦЗИН"
Я с удовольствием иду навстречу желанию переводчицы вильхельмовского издания "И Цзин" получить от меня предисловие, ибо этим могу выразить свои благоговейные чувства по отношению к моему покойному другу Рихарду Вильхельму. Он глубоко сознавал культурно-историческое значение обработки и изложения "И Цзин", которым нет равных на Западе, – и я испытываю в отношении к этому творению чувство долга, побуждающее меня по мере сил и возможностей способствовать его передаче англоговорящему миру.
Если бы "Книга перемен" была популярным произведением, то она не нуждалась бы во введении. Однако она менее всего популярна, но, напротив, вызывает подозрения в том, что является сборником древних заклинаний и потому, с одной стороны, трудна для понимания, а с другой – не обладает никакой ценностью. Перевод Легга в серии Макса Мюллера Sacred Books of the East мало содействовал тому, чтобы сделать эту книгу достаточно доступной западному складу ума . Тем большими были старания Вильхельма открыть путь к пониманию часто весьма темной символики этого текста. Это получилось у него вполне хорошо, ибо он в течение многих лет практически занимался своеобразной техникой этой гадательной книги, что, конечно же, предоставило ему дополнительную возможность развить у себя ощущение живого смысла текста – в сравнении с тем, что можно было сделать при помощи лишь более или менее буквального перевода.
Я обязан Вильхельму ценнейшими разъяснениями сложной проблемы "И Цзин", а также практического применения полученных результатов. Я и сам уже более двух десятков лет занимался этой гадательной техникой, которая показалась мне весьма интересной с психологической точки зрения, и ко времени нашей первой встречи с Вильхельмом в начале двадцатых годов я уже довольно хорошо изучил ее. Однако несмотря на это я оказался под сильны впечатлением от работы самого Вильхельма, собственными глазами наблюдая за тем, как он на практике получает результаты. К своему великому удовлетворению я смог констатировать, что мои познания в области психологии бессознательного оказались мне очень и очень полезны.
Поскольку я не владею китайским языком, то, естественно, мог подходить к "И Цзин" только с практической стороны, а единственным, о чем я мог спрашивать, были применимость и пригодность метода. Запутанная символика этих "заклинаний" мало могла заинтересовать меня при моем полном незнании синологии. Моей заботой были не филологические трудности текста, а единственно и исключительно психологическая эксплуатация применяемого в "И Цзин" метода.
Когда Вильхельм в свое время был у меня в Цюрихе, я попросил его проработать гексаграмму о положении нашего психологического общества. Ситуация была мне известна, он же не имел о ней ни малейшего представления. Получившийся диагноз оказался обескураживающе верным – так же как и прогноз, в котором речь шла о событии, наступившем гораздо позднее; предвидеть это событие я не мог. |