– У вас тут комнаты… – начал первый серый и ошеломленно окинул переднюю взором. Хозяин предусмотрительно не зажег электричества, и зеркала, вешалки, дорогие кожаные стулья и оленьи рога расплылись во мгле.

– Что вы, товарищи!! – ахнул хозяин и всплеснул руками, – какие тут комнаты?! Верите ли, шесть комиссий до вас было на этой неделе. Хоть и не смотрите! Не только лишней комнаты нет, но еще мне не хватает. Извольте видеть, – хозяин вытащил из кармана бумажку, – мне полагается 16 аршин добавочных, а у меня 13 ½. Да‑с. Где я, спрашивается, возьму 2 ½ аршина?

– Ну, мы посмотрим, – мрачно сказал второй серый.

– П‑пожалуйста, товарищи!..

И тотчас перед нами предстал А. В. Луначарский. Трое, открыв рты, посмотрели на наркомпроса.

– Тут кто? – спросил первый серый, указывая на кровать.

– Товарищ Епишина, Александра Ивановна.

– Она кто?

– Техническая работница, – сладко улыбаясь, ответил хозяин, – стиркой занимается.

– А не прислуга она у вас? – подозрительно спросил черный.

В ответ хозяин судорожно засмеялся:

– Да что вы, товарищ! Что я, буржуй какой‑нибудь, чтобы прислугу держать! Тут на еду не хватает, а вы: «прислуга»! Хи‑хи!

– Тут? – лаконически спросил черный, указывая на дыру в кабинет.

– Добавочная, 13 ½, под конторой моего учреждения, – скороговоркой ответил хозяин.

Черный немедленно шагнул в полутемный кабинет. Через секунду в кабинете с грохотом рухнул таз, и я слышал, как черный, падая, ударился головой о велосипедную цепь.

– Вот видите, товарищи, – зловеще сказал хозяин, – я предупреждал: чертова теснота.

Черный выбрался из волчьей ямы с искаженным лицом. Оба колена у него были разорваны.

– Не ушиблись ли вы? – испуганно спросил хозяин.

– А… бу… бу… ту… ту… ма… – невнятно пробурчал что‑то черный.

– Тут товарищ Настурцина, – водил и показывал хозяин, – тут я, – и хозяин широко показал на Карла Маркса. Изумление нарастало на лицах трех. – А тут товарищ Щербовский, – и торжественно он махнул рукой на Л. Д. Троцкого.

Трое в ужасе глядели на портрет.

– Да он что, партийный, что ли? – спросил второй серый.

– Он не партийный, – сладко ухмыльнулся хозяин, – но он сочувствующий. Коммунист в душе. Как и я сам. Тут у нас все ответственные работники живут, товарищи.

– Ответственные, сочувствующие, – хмуро забубнил черный, потирая колено, – а шкафы зеркальные. Предметы роскоши.

– Рос‑ко‑ши?! – укоризненно ахнул хозяин, – что вы, товарищ!! Белье тут лежит последнее, рваное. Белье, товарищ, предмет необходимости. – Тут хозяин полез в карман за ключом и мгновенно остановился, побледнев, потому что вспомнил, что как раз вчера шесть серебряных подстаканников заложил между рваными наволочками.

– Белье, товарищи, – предмет чистоты. И наши дорогие вожди, – хозяин обеими руками указал на портреты, – все время указывают пролетариату на необходимость держать себя в чистоте. Эпидемические заболевания… тиф, чума и холера, все оттого, что мы, товарищи, еще недостаточно осознали, что единственным спасением, товарищи, является содержание себя в чистоте. Наш вождь…

Тут мне совершенно явственно показалось, что судорога прошла по лицу фотографического Троцкого и губы его расклеились, как будто он что‑то хотел сказать.